Сергей Лукьяненко. "Звездная Тень"

Пролог

На космодромах трава не растет. Нет, не из-за свирепого пламени двигателей, о котором так любят писать журналисты. Слишком много отравы проливается на землю при заправке носителей и при аварийных сбросах горючего, при взрывах ракет на стартовом столе и мелких, неизбежных протечках в изношенных трубопроводах. Но этот космодром -- не земной. Я сидел на траве, на самом краю огромного неогороженного зеленого поля. Его можно было счесть теннисным кортом для великанов или порождением больной фантазии помешанного на гольфе миллиардера. Впрочем, здесь деньги не в ходу. Лицо саднило, словно какой-то невидимый садист тер изнутри кожу наждаком. Поскольку так оно и было, я старался не обращать внимания на боль. На зеленой ладони космодрома в хаотическом порядке торчали маленькие серебристые кораблики. Недавно я уже стоял здесь, но тогда мое одурманенное сознание не могло оценить зрелище с точки зрения землянина. А теперь... теперь я умножал боевую мощь каждого корабля на их общее количество, потом -- на предполагаемое число космодромов планеты, добавлял неизвестные -- те корабли, что были в космосе или на планетах Друзей, а также крейсера, которые вообще не покидают орбит. Результат, конечно, получался весьма приблизительный. С разбросом в целый порядок. Но какая разница, что упадет на голову -- тонна кирпича или десять тонн? Покусывая травинку, я откинулся на спину. Посмотрел в небо. Что может быть более неизменным в любом мире и в любое время? Лежать, чувствуя кислый сок на губах, чувствовать, как засасывает, тянет бесконечное небо... Как переворачивается мир, и вот уже не ты валяешься на спине, расслабленный и ленивый, прищуренно вглядывающийся в бездну, а вся планета лежит на твоих плечах, и ты держишь е над небом. Последний и единственный атлант... Травяной сок был горьким и едким, его родила чужая земля. А небо покрывала узорная вязь _облаков-для-приятно-прохладной-погоды_. Сквозь такую решетку не упадешь. Не мне держать этот мир на плечах. Я повернул голову, заставляя планету лечь мне под ноги. Посмотрел на неподвижное тело, лежащее рядом. Мужчина был жив, но сознание к нему вернется не скоро. -- Куалькуа, ты закончил? -- вслух спросил я. _Да. Ваши лица и кожный покров идентичны_,-- беззвучным шепотом отозвался симбионт. -- Спасибо. _Мимикрировать фигуру_? Мужчина был и плотнее, и выше меня. Маскировка не помешала бы. Но сама мысль о новой боли, которую принесет перестройка тела, вызвала легкую панику. -- Не надо. Присев на корточки, я начал стягивать с чужака одежду. Хорошо, что здесь предпочитают свободный покрой. -- Как думаешь, прорвемся? -- спросил я существо, жившее в моем теле. _Возможно_. У куалькуа нет ни деликатности, ни страха смерти. Последнее время мне это стало нравиться. Облачившись в одежду чужака, я встал во весь рост. В полукилометре виднелись низкие здания без окон. Ангары? Ремонтные мастерские? Заправочные базы? -- Может быть, корабль Римера еще не уничтожен? -- риторически спросил я.-- Хорошо бы вернуться на нем... Куалькуа не ответил, но, странное дело, мне показалось, что я уловил отзвук его эмоций. Легкая ирония, симпатия и одобрение. Возможно ли, чтобы существа, используемые как живые механизмы, как броня и устройства наведения торпед, настолько сроднились с техникой? Возможно ли, что сентиментальность в отношении корабля стала для них редким достоинством? -- Пора домой,-- сказал я. _Тому, у кого он есть_... -- А вы... _Когда-то наша раса не согласилась с решениями Конклава. Мы взбунтовались. У нас была планета. Теперь там пыль_. Я молчал, глядя на зелень космодрома. _Иди, Петр. Тебе есть куда возвращаться_. -- Надеюсь,-- сказал я.-- Надеюсь.


Часть первая. Земля

Глава 1
Красно-фиолетовая эскадра Алари. Сотня кораблей, патрулирующих границы Галактического Конклава. Сквозь корпус, ставший прозрачным, я смотрел на рассыпанные в небе блестки. Стоило остановить взгляд на каком-то корабле, как его изображение увеличивалось. Хорошая технология у Геометров. Но разве в ней дело? Есть в мире вещь посильнее оружия -- воля, сила духа, уверенность в своей правоте, сплоченность. Что может противопоставить Конклав цивилизации Геометров? Дрязги и раздоры, глухое недовольство Слабых рас, самоуспокоенность и пресыщенность Сильных. Все шаткое равновесие рухнет в один миг. А если еще постараются регрессоры... _Капитан, мы движемся принудительно_. -- Подчиняйся,-- сказал я. _Ситуация опасна_. -- Все в порядке. У меня есть инструкции. Это послужит благу Родины,-- оборвал я корабль. Разведывательный кораблик, принадлежащий Римеру, я так и не нашел. Видимо, он уже был уничтожен. На всякий случай. Впрочем, может быть, это и к лучшему. К компьютеру, вобравшему в себя часть памяти Ника, его манеру общения, его стихи, я невольно стал бы относиться как к разумному существу. А с этой машиной, новенькой, никому и никогда не принадлежавшей, было проще. Геометры ухитрились сделать своих борт-партнеров чертовски сообразительными, способными к вольному общению и нестандартным реакциям. И при этом оставить их только машинами. Наверное, что-то правильное в этом есть. Не зря же ни одна раса Конклава не использует, по крайней мере, широко, системы искусственного интеллекта, предпочитая прибегать к услугам Счетчиков, Куалькуа или иных узкоспециализированных существ. В самой мысли о создании нового разума, возможного конкурента, есть что-то пугающее. Но вот почему Геометры, с их зацикленностью на единстве и дружбе, упускают подобный шанс? Может быть, когда вмешивается инстинкт выживания расы, вся идеологическая шелуха облетает? _Ситуация очень опасна_,-- скорбно сообщил корабль. -- Подчиняйся. Мы проводим миссию Дружбы. Хорошо, когда идеология стоит на первом месте. Даже если Геометры допускали возможность угона корабля -- они не позволили ему испытывать подобные сомнения. С заглушенными двигателями мы вплыли в центр эскадры, к флагманскому кораблю. Прошла всего неделя с момента, когда я увидел его в первый раз. Тогда огромный диск производил жалкое впечатление. В своей попытке захватить корабль Геометров целым и невредимым Алари преуспели, но урон понесли изрядный. Сейчас же флагман казался абсолютно новеньким. Грозная, неспособная проиграть боевая машина... _Куалькуа_,-- подумал я.-- _Твои сородичи участвовали в ремонте_? _Да_,-- последовал беззвучный ответ.-- _Мы помогали в горячих зонах_. _Но ведь это опасно и для вас_? _Ну и что_? Потрясающее равнодушие к смерти. Небывалое. Что-то крылось за подобным поведением амебообразных существ, но никто еще не мог понять, что именно. В центре флагманского корабля открылся люк. Шлюзов никаких не существовало, воздух удерживался силовым щитом. Мы падали в проем -- это выглядело именно падением, потом я ощутил легкую дурноту, когда гравитационные поля кораблей вступили во взаимодействие. -- Отключить гравитацию,-- приказал я, когда мы оказались внутри флагмана.-- Все защитные системы заглушить. Открыть кабину. На этот раз кораблик повиновался беспрекословно, словно решив, что снявши голову по волосам не плачут. Кабина раскрылась, я почувствовал легкий, пряный запах чужого, нечеловеческого обиталища. Похожий на пещеру ангар флагмана был освещен крайне скудно, неподвижные фигуры алари едва виднелись. Мне стало не по себе. Неделю назад я прорывался сквозь их ряды. Отважный герой, не помнящий, кто он такой, щедро раздающий затрещины и полосующий ножом налево и направо... А на моем пути стояли техники и инженеры, все, не имеющие навыков рукопашного боя. Требовалась иллюзия схватки -- и она была достигнута. Если бы мне навстречу вышло несколько настоящих десантников, да еще в хваленых аларийских бронекостюмах -- никуда бы я не прорвался. Мохнатые тела вокруг ждали. Как они смотрели на меня? С пониманием -- ведь знали же, на что идут? С ненавистью -- на моих руках кровь их товарищей? С любопытством -- я все-таки вернулся, принес информацию? -- Где мои друзья? -- спрыгивая на пол, спросил я.-- Алари! Молчание. Потом вперед вышел черный алари в золотистой тунике. -- Командующий? -- спросил я. -- Приветствую на борту, Петр Хрумов,-- сказал переводчик-куалькуа, уродливым наростом болтающийся на шее командующего.-- Мы рады, что тебе удалось вернуться. В двух местах на его теле шерсть прикрывали белые повязки, вряд ли имеющие отношение к одежде. Уж не следы ли это моих ударов? -- Где мои друзья? -- снова спросил я. -- Они спят. По вашему времени -- период отдыха. -- Ничего, разбудите, они не обидятся...-- сказал я. Если алари задумали подвох, то я обречен... Но в эту минуту из дальнего туннеля показались две человеческие фигуры. Данилов и Маша. Они бежали ко мне, и я почувствовал, как отпускает, наконец-то отпускает напряжение. Мне все-таки было куда возвращаться. Вот только почему улыбки на их лицах такие вымученные? -- Петр! -- Данилов сгреб меня в объятия. Потряс, заглядывая в лицо.-- Сукин ты сын! Вернулся! Маша вела себя спокойнее. Она просто улыбалась, и, странное дело, это непривычное для нее занятие делало девушку гораздо симпатичнее. -- Привет,-- сказала она, протягивая руку и легонько касаясь моего плеча.-- Здорово. Мы очень боялись за тебя. Я покосился на туннель, но оттуда больше никто не появлялся.