Сергей Лукьяненко. "Тени Снов"

Все здесь было знакомо, все привычно, я с закрытыми глазами могу каждую мелочь найти, а в туалет ночью сходить не просыпаясь вообще, и книжку на стол швыряю не глядя, зная, что упадет точнехонько на единственное свободное место. У нас в общине считают, что так вот и надо жить - храня преемственность поколений, дух, народность и моральные ценности. Когда-то эту комнату занимал отец. Вон, в шкафу на полочке стоит пластиковая модель боевого робота. Это он собрал. А перед ним здесь жил дед. Подоконник сделан из доски, которую дедушка сам украсил выжиганием - там изображен огромный город, который будет стоять на месте нашего поселка в будущем. Цепочка. Преемственность. Помни дела своих предков, передай их своим потомкам. Главный наш завет. Я тоже так думаю, конечно. Только не применительно к себе. Не хочу! Не хочу и все! Вот только представлю... появятся у меня дети, старший сын будет жить в этой комнате, зная, что выжигание - от прадедушки, робот - от деда, модель эсминца - от папы... И когда он соорудит что-нибудь достойное духа семьи, так сразу этому найдется свое место - на полочке, или на гвоздике. Когда я понял, что точно не усну, то свесил ноги с кровати, рукой не глядя щелкнул по клавише кофеварки, и посидел немного с закрытыми глазами, слушая тихое бульканье кофе. Интересно... улетело уже с планеты семейство Эйко? Конечно, хочется. Очень хочется такой шанс за хвост схватить. Выиграют они регату, или не выиграют, все равно можно будет домой не возвращаться. Устроиться где-то работать, ведь обязательный имперский образовательный курс я закончил на отлично, может быть в армию пойти - рядовым, или техником в космопорт. Все равно - здорово. Но не зря же Денис, который меня вечно ругает за нерешительность, этот отказ одобрил? Как вспомню глаза девочки... страшные у нее глаза. И не потому, что в них злость, или жажда убивать. Просто слишком легко они меняются - то внимательные, серьезные, а то наивные и просительные. Не верь людям, у которых глаза так быстро меняются. Никогда не верь. Кофеварка проиграла побудку, я протянул руку и взял чашку кофе. Втянул аромат. Не очень, конечно... есть где-то мешочек настоящего, терранского кофе, не нашему чета. Тетя Лиза и дядя Павел хоть и стараются, селекцией занимаются, специальные удобрения выписывают, а все равно кофе не такой. И откуда я знаю, что именно наш - не такой? Если разобраться, так наоборот, терранский должен неправильным казаться, его я пил раз десять в жизни, а наш - постоянно. Вот только все равно - чувствую. Будто где-то в глубине, в клеточках, как у Алкари, сидит память и нашептывает "не так", "неправильно", "подделка"... Отец Виталий говорит, что это пережитки, что хоть Терра и родной мир человечества, но в колыбели вечно жить нельзя. Значит и небо должно быть нам родным, и земля, и безмозглые абори, и джунгли... и этот кофе. Выхлебал я две чашки, забрался в душ, переоделся в чистое. Потом вдруг принялся за уборку, хоть обычно по пятницам наводил порядок, а сегодня только четверг. Наверное, хотелось что-то делать. Пол пропылесосил и протер старый робот-черепашка, он барахлит, но если его запускать два раза подряд в режиме генеральной уборки, то становится вполне прилично. А я вытер пыль, особое внимание уделив дедушкиному подоконнику - в выжженные линии вечно набивался мусор, и город становился пыльным и ненастоящим, как макеты в нашем музее, потом протер стекла - для окон тоже есть маленький робот, но его замаешься пересаживать со стекла на стекло, проще походить с тряпкой и аэрозолью. Хорошо бы, если гонщики уже заправились, отдохнули и улетели... А еще лучше, если военный курьер попутно забрал Огарина. Не хочу я с ним прощаться. Лучше прийти в бункер, и забрать у ребят конверт с какой-нибудь запиской, что он обязательно оставит. Прочитаю... и пойду к священнику просить благословения на брак с Ноновой... Весь первый этаж я отдраил и отчистил до полудня. Сделал все, что только можно, даже ковер в гостиной почистил пеной, а фамильный хрусталь в буфете сполоснул от пыли и высушил. И только тогда понял, что специально себе занятия придумывал - чтобы не выходить из дома. Это что же, я боюсь, что передумаю, и в экипаж к сумасшедшей девочке попрошусь? Нет уж!
На улицах было очень тихо, и у меня зародилось подозрение, что и впрямь все закончилось - гонщики разлетелись, никто и не узнал про неожиданный визит, кроме меня... Но подойдя к трактиру я понял, что все еще далеко не закончилось. У входа стояли два незнакомца, высокие, стройные, излишне хрупкие, наверное, с планеты низкой гравитации. Лица у обоих тонкие, прозрачные, нечеловеческие... на эльфов из детских сказок похожи. Когда я подошел поближе, то понял, что один из них - женского пола, едва-едва были заметны под комбинезоном груди, да и бедра пошире. -- Доброго дня вам, -- слаженно приветствовала меня парочка. Улыбнулись. Но больше никаких попыток к общению не предприняли - то ли ждали они кого-то еще, то ли собирались со всем поселком перездороваться. -- День добрый, -- прошептал я, проскальзывая мимо. Ой, что внутри творилось! Здесь было еще шесть иномирцев. Разделить их на две тройки труда не составляло - один экипаж выглядел совсем как наши люди, только одет во все темное, со странными прическами, длинными прядями волос над ушами и с маленькими круглыми шапочками, будто приклеенными к головам. Сидела эта троица на высоких стульях у бара, и пила вино, причем, почему-то, из своей бутылки, я такой раньше не видел. То ли метаболизм у них иной, то ли обычаи не позволяют чужого пить? Вторая тройка была куда забавнее. Вначале мне показалось, что это тоже экипаж из детей, потом я понял, что люди-то взрослые, только очень низкорослые и хрупкие, с кожей голубоватого оттенка и светлыми, почти белыми волосами. Я попытался понять, что их такими сформировало, но ничего умного не придумалось. Планета с высокой гравитацией - так были бы кряжистыми. Планета с низкой гравитацией - были бы длинными и тощими. А так - словно подростки, только глаза недетские, настороженно-серьезные, и хлещут водку безостановочно. А наш народ вокруг как с ума посходил... Все - в лучших одеждах. Подаставали и праздничное, и дедушкины-бабушкины сундуки порастрясли. Лица у всех важные и равнодушные, будто каждый день у нас подобное паломничество иномирцев, причем не туристов, что только под охраной корабельных пушек веселятся, а по городу лишь с охраной ходят, а именно таких вот, свойских ребят. Говорят все об умных вещах - о внутренней политике, об отношениях с чужими, о достижениях науки, о перспективах внутреннего развития, о премьере фильма "Атлантис", где на выбор целых десять сюжетных линий - и где "Атлантис" гибнет, и где благополучно на Эндорию прилетает, и где Мак-Уильяма обвиняют в краже сокровищ трона, и где оправдывают, и где он гибнет от нехватки кислорода, и где отбирает у своей любимой запасной баллон и в живых остается... Ужас какой! Нет, я понимаю, мне и самому хочется сейчас чем-то блеснуть перед заезжими знаменитостями, о которых каждый день в новостях говорят. И приди я пораньше, может стоял бы сейчас рядышком с инфантильными астронавтами, громко споря с Ромкой Цоем, что лучше - два разогнанных реаджекс-привода, или один интерфазник с кварковой подкачкой... Как иномирцам, наверное, смешно нас слушать... А может быть, и не смешно. Может быть - все равно. И это еще обиднее. С Ромкой я поздоровался за руку, мы чуть смущенно переглянулись. -- Не обижайся, -- шепотом сказал Цой. -- Да ладно, проехали, -- так же тихо ответил я. Мы улыбнулись друг другу, и я подобрался к стойке. Григорий глянул на меня, был он весь замотан и задерган, даже у него, многое повидавшего, улыбка стала ненатуральной. -- Выпить? Пива? - быстро спросил он. -- Да все равно... давай водки. Дядька глянул неодобрительно, но рюмку мне налил, и положенную закуску выдал. Я отошел в сторонку, специально встал так, чтобы ни с кем общаться не пришлось. Вертел в руке рюмку, смотрел на ненатурально-шумный бар. Интересно, а где же семейство Эйко? И тут я их увидел. Конечно, чего бы они пить пошли? Они резвились за стеклянной стеной, в бассейне. Мальчик, Артем, как раз стоял на вышке, готовясь прыгнуть. Рядом замерла наша детвора. Внизу, в ярком купальнике, стояла Эн Эйко, облепленная девочками так же, как ее брат - мальчишками. Выглядели они совсем мирно, и я с легким смущением вспомнил свой ночной страх. -- Алексей... Я повернулся. За спиной стоял отец Виталий. Тоже с рюмкой и огурчиком. -- Ты слышал что-нибудь об этих несчастных детях? -- Ну... мне говорил капитан... Огарин... -- Да, он всем сказал, -- отец Виталий вздохнул. - Они уже объявили, что им нужен третий член экипажа. Потому я к тебе и подошел, Алексей. -- Я все знаю. Эта девочка - убийца. Священник перекрестился. -- Не в этом грех, многим в нашем несовершенном мире приходится держать в руках оружие. Кто обвинит человека, честно работающего телохранителем или киллером? Меня другое тревожит, Алексей. Я поговорил с малышкой, у нее совсем нет понятия греха... На всякий случай я кивнул. -- Знаю, тебя переполняют мечты покинуть нашу общину... -- с легкой укоризной сказал отец Виталий. Опустив глаза я кивнул. - Это не грех, -- строго сказал священник. - Я тебя сам благословлю в дорогу, если судьба так повернется. Но - не с ними! Хорошо? -- Хорошо, -- и все-таки я не удержался от вопроса: -- А почему не с ними? Это опасно для меня? -- Конечно, -- отец Виталий укоризненно покачал головой.