Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"

Я просто знаю - нас шестеро. У всех, кроме меня, есть объяснения произошедшему, но что в них правда, а что ложь - я не знаю. На короткий миг Ярослав представил себя там, у плиты, в накинутом халате, осознающим что он - лишь копия. И отпрянул, словно схватившись за раскаленный металл. - Извини, - прошептал он. - Ты не причем. Пойми, мы уже разные. С каждой секундой нас разводит все дальше и дальше. Через несколько лет мы станем... ну, как близнецы, долго жившие вместе. Если, конечно, у нас будут эти годы. - Что ты знаешь про остальных? Визитер пожал плечами. - Я их чувствую. Где они, и что могут сейчас делать. Это не телепатия, больше похоже на догадку. Ты так чувствуешь Галину. Это был словно удар под дых. - Я не знаю, где она, - прошептал Ярослав. - Брось. Ты представляешь. Она дома, в этой квартирке в микрорайонах. Одна. И тоже не спит, читает своего любимого Дюрренмата. - Чушь. Визитер удивленно смотрел на него. - Так ты не можешь ощутить других людей? Что они делают, о чем думают? Даже свою бывшую жену, которую до сих пор любишь? - Нет. Молча налив кофе, Визитер снова сел напротив. Глянул на Ярослава - не то с иронией, не то с жалостью. - Эй, мужик... А как же ты книжки пишешь? - Я вру.
3. Неужели именно так он выглядит? Аркадий Львович со смешанным чувством жалости и брезгливости смотрел на старика в кресле. Не то, чтобы дряхлый, и без малейшего намека на лысину. Зато одутловатый, с нездоровым серым лицом и перевитыми синими шнурами вен запястьями. Слегка полуоткрытый рот, сточенные серые зубы. Профессор. Академик. До сих пор известный и уважаемый в узких кругах. - Порой мне кажется, что в ларце Пандоры хранилось и зеркало, - сказал старик. - Люди не должны знать свой облик, это жестоко в большинстве случаев. - Это похуже зеркала, - прошептал Аркадий Львович. - Да, да, - старик согласно закивал. - А чего ты ждал от семидесятилетнего онкологического больного? Слово прозвучало, убийственно-равнодушное, и сердце болезненно сжалось. - Я полагаю, что имею право на откровенность и некоторый цинизм, - продолжал старик. - В конце-концов я ничем не в лучшем положении. Понимаешь? - Кто ты? - Твое отражение, - старик выбрался из кресла, подошел к нему. - Аркаша, полагаю, мы не станем обсуждать версию, что я - лишь галлюцинация? В связи с полной ее бесплодностью. Аркадий Львович кивнул. - Прекрасно, - старик оживился. - Идею с нашедшимся на старости лет сумасшедшим братом-близнецом оставим для дешевых комедий. Перейдем к делу? Он снова послушно кивнул. - Ты помнишь, как перестал верить в Бога? - Сила такого масштаба не может быть бездеятельной, - кашлянув произнес Аркадий Львович. - То, что она не проявляется реальными фактами, показатель ее отсутствия. - А в законы природы ты веришь? Доктор философии Зальцман слегка улыбнулся. - Не в таком проявлении. - Прежним первооткрывателям данного закона не удалось о нем поведать. - Хорошо. Говори. - Человеческое общество не является простой суммой индивидуумов. Оно обладает некоторой... э... силой. И определенной свободой воли. - Достаточной, чтобы создать копию старого грустного еврея? - Например. И не только его. Аркадий Львович картинно обернулся. - Не здесь. К счастью - остальные не здесь. - А какова цель такого божественного акта? - Выбор. Человечество несет в себе самые различные тенденции развития. Назовем их векторами. Вектор силы, вектор творчества, вектор власти, вектор гуманизма, вектор развития, вектор знания... - Последнее, очевидно, ко мне. - Да. - А развитие? - Все тенденции, но в подавленном, латентном состоянии. Джокер в колоде. Зальцман кивнул. - Ребенок? - Да. Он нас не волнует. Эту карту побьют первой. - Объясни. - Мы - Посланцы. Мы не обладаем... почти... возможностями, выходящими за рамки обычных человеческих сил. Мы вынуждены подстраиваться под общество, жить по его законам - неписанным законам. Тот, кто наиболее приспособлен к обществу, наиболее важен и адаптирован, проживет дольше других. Он победит - и тот вектор, который воплощен в нем, станет доминировать на долгое, очень долгое время. - Ты же знаешь - я умираю. - Знание умирает. Ты думаешь - выбраны лучшие? Нет, типичные. Автор массового чтива - на роль творца, разочаровавшийся в профессии военный - на роль посланца силы, продажный политик - на роль посланца власти... - Я не доживу до весны! - почти срываясь на крик сказал Аркадий Львович. Закашлялся - и острая боль услужливо подтвердила его слова. - Нам помогут не дожить и до зимы. - Даже так? - Конечно. Насколько терпимо общество к убийствам? Аркадий Львович не ответил. - Полагаю, почти все Посланцы придут к этому выводу. Кроме девушки и мальчика, вероятно. - Это безумие... - Да, но оно рождено существующим миром. Ты хочешь, чтобы все вокруг стало твоим? Не принадлежащим тебе, а просто отвечающим твоим представлениям о правильном обществе? - Дурацкий вопрос. - Так вот, и все остальные Посланцы хотят того же. Остается решить маленькую проблему - заслуживают ли физического уничтожения представители иной точки зрения? - Нет, - резко сказал Аркадий Львович. - Ты действительно считаешь так? Ладно, оставим в стороне мальчишку, который не является никем и ничем. Забудем про девушку, с ее сумбурной религиозностью и тягой к всепрощению. Возьмем для примера писателя. Добрый человек. Сторонник великих империй, создающихся любой ценой. Хоть на крови и костях, хоть на ядерных бомбах и напалме. Хороший человек. Четко решивший для себя - цель оправдывает средства. И если для светлого будущего надо уничтожить половину человечества - это оправдано. - Ты называешь его добрым человеком? - В жизни. Но если его копия, Посланец творчества, останется последним... - Полагаю, Сила и Власть еще более неприятны? - В общем - да. Эта троица, кто бы из нее не победил, утопит мир в крови. Во имя каких целей - не так уж и важно. Ответь - они не заслуживают уничтожения? Твое мнение решает многое. - Аппробативная этика. - Да. Если ты против такого будущего - то вынужден признать этичность их уничтожения. Если признаешь необходимость этого, то мальчик и девушка станут просто неизбежным довеском. - Они что, могут прийти к власти? В России, во всем мире? - Зачем же. Просто та тенденция, которую они выражают, победит. Их мечты может осуществить и кто-то другой - уже не важно. - Я не собираюсь никого убивать. И ты этого не сделаешь. - Да? Может быть, - старик усмехнулся, - ты скажешь мне, что никогда и никого не убивал?
4. Илья не имел проблем с милицией. Возможно, это тоже было частью игры с Тьмой - как и нюх на клиента. Эти затянутые в форму тени, слоняющиеся по станциям метро и тем улицам, что поосвещеннее, словно не замечали его. Порой Карамазову казалось, что если он достанет на улице пистолет, то шарахнутся только прохожие. А стражи порядка будут все так же смотреть сквозь него - бдительно и неподкупно... Он подумал об этом, когда втягивающаяся на эскалатор толпа на мгновение прижала его к молодому лейтенантику, прижала крайне неудачно, так, что пистолет во внутреннем кармане плаща уперся ему в спину. Лейтенант не обернулся. Карамазов выскользнул из толпы на выходе, остановился у заваленного газетами и журналами столика. Молча протянул деньги, указав на свежий номер "Скандалов". Без особой надежды - времена, когда эта газета устраивала фотовернисажи обнаженных девочек давно прошли. Все же он продолжал покупать бульварную газетку - с легким чувством ностальгии. Интересно, какой процент читателей испытывал то же самое? Илья полагал, что немалый. Он опустил газету в карман, двинулся, не особо размышляя, куда несут его ноги. Тьма выведет его к цели, так бывало всегда. А дальше он сам вступит в игру. Старик свое отжил... К обеду слегка развиднелось. Кончился дождь, или, скорее, приутих на время. Илья дважды сворачивал, каждый раз ощущая, что приближается к клиенту. Не напрямую, скорее по спирали, но это не важно... Обнесенная крепким забором церквушка, реставрируемая уже с полгода. Гастроном, до перерыва - семь минут. Илья зашел, прогулялся вдоль прилавков и, ничего не купив, вышел с последними покупрателями. Дальше... Крепкий кирпичный двенадцатиэтажник. А вот три старых пятиэтажки, невесть как уцелевшие в этом районе. Неотличимые с виду. Илья замедлил шаг. Быстрота и аккуратность. Никакого планирования - это просто не нужно. Звонок, щелканье замка, выстрел. Он похлопал себя по карману - тоненькая стопка предвыборных листовок какой-то партии была при нем. Нормальный повод для визита. А цепочки, наивно используемые для таких случаев, редко выдерживают удар плеча. Впрочем, старик может и не накинуть цепочку... Он вошел в подъезд, помедлил секунду. Третий этаж. Направо. Глубоко вздохнув Илья начал подниматься по лестнице. Не крадучись, но достаточно тихо, чтобы самая бдительная пенсионерка не дернулась к глазку. В продуктовых магазинах рядом перерыв - тоже меньше шансов, что кто-то покинет квартиру. А в круглосуточные супермаркеты жильцы таких домов не ходят. На последних шагах он переложил пистолет в правый карман плаща, сдвинул предохранитель. Достал стопку листовок, мельком глянув на текст. "Партия работников электростанций и тепловых сетей. Мы - за Свет и Тепло!". Бывает... Он позвонил. Тишина. Давай, просыпайся, дедушка. Отложи свои умные книжки или недочитанную "Правду". Всунь ноги в теплые шлепанцы. Илья принес тебе тепло и свет - последний свет в твоей жизни. Тишина. Илья позвонил еще раз, чуть длиннее. Ни звука, ни шороха в ответ. В глазке - тусклый свет, профильтрованный шторами. Клиент ушел? Или сам откинул копыта? Он растерялся. Такого не случалось... никогда. Он вышел к цели, вышел в нужный момент. Клиент должен быть здесь. Илья прикрыл глаза, вглядываясь в то, что было в нем. Но тьма молчала. Карамазов легонько постучал по двери. Совсем тихо. И дверь, словно ожидая его прикосновения, качнулась, отворяясь. Это было так неожиданно и странно, что он отшатнулся на шаг.