- Товарищу Шедченко следовало сосредоточиться на главном противнике. Убийце.
Отсечь его огнем. Приказать Печкину подобраться к нему ближе...
- Рашид Гулямович... - Семен поднялся с дивана. Парень держал руки по швам,
лицо его слегка побледнело. - Это же не обязанность телохранителя...
- Сидите. Сидите, товарищ Печкин. С вами разговор особый.
Глаза Семена словно покрылись стеклом. Он медленно опустился на диван.
- Однако, - Визирь закурил, - товарищ Шедченко предпочел выстрелить в девушку.
Перешагнуть через свои заблуждения - это похвально. Но. Она ли была в тот
момент непосредственной угрозой?
- Она что-то сделала со стариком, Рашид.
Визирь вскинул голову, цепко оглядывая Николая.
- И чем же это угрожало нам? Да, если бы Визард оценил обстановку, признал
заблуждения, стал на нашу сторону, имело бы смысл его защитить. Но ведь этого
не произошло. Правильно я говорю, товарищ Шедченко?
Николай кивнул. Все правильно. Луна сделана из зеленого сыра, а Земля слеплена
из манной каши. На дворе - сорок первый год, и танки Гудериана рвутся к
Москве. Сейчас Хайретдинов качнет головой и скажет: "Лаврентий Павлович,
обратите внимание..." В углу слепо блеснет пенсне...
- Николай Иванович, как можно совершать подобные промахи?
- Я не допускал и мысли, что ей не страшны пули.
- Должны были допускать! Обязаны были допускать! Все! И что она умеет летать,
и что ваши пули - из навоза слеплены.
Хайретдинов вздохнул, сел за письменный стол. Спросил:
- Что прикажите делать товарищу Хайретдинову? Лично отправиться в погоню?
- Я кровью искуплю свою вину...
Он ли это сказал? Черт возьми? Он никогда не оглядывался на начальство -
потому и сидел в полковниках, а не стал очередным украинским генералом.
Откуда, из каких глубин, всплыли слова? Полстолетия - это не время? Поколения
- это не дистанция? Он ли здесь стоит - или его вояка-дед, до самой смерти
гордившийся, что видел товарища Сталина?
Хайретдинов потер лицо. Непонимающе посмотрел на свою левую руку. Потряс
головой.
- Ладно, чушь, - изменившимся тоном сказал он. - Поздно теперь разбор полетов
проводить... Семен!
Печкин вскочил. По-прежнему навытяжку, и в глазах - стекло...
- Идите, отдыхайте... Вы сделали все, что могли. Я вами горжусь.
Семен раскрыл рот - словно собирался что-то гаркнуть. "Служу трудовому
народу", например... Шедченко скривился - только не это.
- Отставить, - резко сказал Хайретдинов. - О случившемся - никому ни слова.
Идите, лейтенант.
- Он и впрямь лейтенант? - спросил Шедченко, когда Печкин вышел.
- А вы не знали? Полководец... Да. Выперли из армии по сокращению, только год
парень прослужил.
Хайретдинов опустил голову, повел челюстью, описав тлеющей папиросой круг.
- Что делать будем, Коля?
- Вам решать...
- Понимаю, что мне, - Хайретдинов не поднимал глаз.
- Что вы с парнем-то сделали?
Хайретдинов поморщился. Неохотно сказал:
- Сломал я его. Случайно. Это легко происходит с военными. Стоит им лишь
почувствовать - Власть.
- Вы и впрямь были... им, - прошептал Шедченко.
- Был. Не суди только, Коля. Товарища Сталина - легко осудить. А он хорошего
хотел. Земля - сад, народ - советский, язык - русский. Жулье на лесоповале,
честные работают, а потом на Черном море отдыхают... А, оставим... Наломал
товарищ Сталин дров. С головешкой проблемы были... но Власть, Власть - знал!
Хайретдинов поднялся, подошел к Шедченко, коротко, резко велел:
- Забудь все, что говорил. Глупости это. Иное время, иные методы... Куда ты
ранил суку?
- В бедро.
- Сколько времени у нее заняло исцеление?
- Секунд десять-двенадцать. Но это была не она, вторая девушка ее подняла на
ноги.
- Ерунда. Посланница просто отразила в ней свою силу. Эх, как все
усложняется...
- Как же ее убить?
- Побольше пуль всадить. На куски разнести. Или - лишить Силы, что всего
надежнее.
- Как?
- Это уже моя проблема - понять, как. Хорошо хоть, что ушли вы. Не приведи
Господь, схватили бы вас спецназовцы... Полюбуйся!
Хайретдинов прошел к столу, с грохотом выдвинул ящик, бросил перед Шедченко
сложенный вчетверо бумажный лист.
- Смотри, смотри!
Николай развернул бумагу и вздрогнул.
Скупыми черно-белыми штрихами на листе был нарисован его портрет.
- Это должны были сегодня показывать по телевизору! Это должны были раздать
каждому менту! А не того... дегенерата со скошенной челюстью...
Шедченко молчал.
-Засветились вы капитально, - мстительно сказал Визирь. - Знаешь, сколько мне
стоил твой портрет? Ровно столько же, сколько год назад этюд Репина!
Он вырвал бумагу из рук Шедченко, подошел к камину, скомкал, швырнул в огонь.
- Расслабься, солдат... Пронесло. Я тебе показывал свою коллекцию?
- Какую? - тихо спросил Шедченко.
- Этюды мастеров. Картины собирать... пусть этим новые русские занимаются. Что
в них... в завершенных, лаком залитых. А вот наброски, этюды - видеть, как
хотел мастер сделать свое полотно... Это и впрямь интересно. У меня почти
сотня набросков. Репин, Иванов, Шишкин, Крамской...
- Принципиально собираете русских художников? - спросил Шедченко.
- А в какой стране живу, Коля? Есть такое слово - патриотизм! - Хайретдинов
отвернулся от камина. - Ладно. И на старуху бывает проруха. Не убивайся. Минус
Визард - уже хорошо. И минус Кирилл, вероятно... Будешь "Хванчкару"?
Шедченко пожал плечами.
- Если честно - никогда не пробовал.
- Э... многое потерял. Тем больше получишь, - Хайретдинов склонился к столу. -
Во здравие, и за упокой. Не хмурься, солдат. Пусть сгинут наши враги!
11.
Кирилл не любил афоризмов. Это, наверное, глупое занятие - выдирать слова из
контекста, придавать им отточенность, к которой и не стремился автор.
Прикладывать сказанное совсем по другому поводу и в другое время - к
сегоднешнему дню.
Плакатик над дверью вагона гласил: "Чего не следует делать, того не делай даже
в мыслях. Эпиктет."
Кто такой Эпиктет, Кирилл не знал. Какой-нибудь древний грек... Оказавшись в
метро он, наверное, утратил бы все свое философское спокойствие и с криком
бросился бежать. Решил бы, что попал в Аид.
А вот в историю с Визитерами поверил бы, возможно. Древние боги - они любили
веселые шутки с людьми.
Чего не следует делать...
- Виз. Разве можно не думать о том, о чем думать нельзя?
- Можно, - равнодушно сказал Визитер. - Я только этим и занимаюсь.
- Чем?
- Не думаю.
Кирилл невольно хихикнул.
- Кирилл, а ты уверен, что мы правильно делаем? - спросил Визитер.
- О чем ты?
- О ком. О писателе.
Он ответил не сразу.
- Не знаю. Но он же меня отпустил.
- Это мог быть ход. Понимаешь, Посланник Творчества - он хорошо предугадывает
наши действия. Видит их, словно картинки. Если он все предусмотрел, то тебя
специально отпустили. Чтобы мы оба пришли в ловушку.
Кирилл поежился.
- Виз, а нас есть другой выход?
- Да. Хайретдинов. Власть. Только - ему не нужны варианты. Он такой... по
необходимости жестокий. Тебя бы защитил. Ему, наверное, хочется с кем-то
говорить откровенно. А я для него конкурент.
- Тогда вариантов нет.
- Спасибо, - серьезно сказал Визитер. - Ну... ты все равно, помни про это.
Они ехали к Зарову и его двойнику. Весь день промотавшись по городу, придумав
и отвергнув кучу планов - как подставить убийцу и женщин милиции. Можно было
позвонить по "ноль-два", и назвать имена - наверное, сейчас бы такой звонок,
даже от ребенка, проверили. Была лишь одна беда - если их и впрямь арестуют,
если свяжут перестрелки в метро и на выставке с Кириллом Корсаковым, то и его
начнут искать по-серьезному.
То, что им попадаться нельзя, понимали оба.
Не верить. Не допускать, даже в мыслях, ничего необратимого...
В вагоне вместе с ними ехала целая компания подростков. Не очень хулиганистого
вида, но поглядывающая на обоих слишком пристально. И чего болтаются ночью,
вроде не беспризорные... Кирилл вздохнул с облегчением, когда мальчишки вышли
на Владыкино.
Странно, раньше Кирилл никогда и никого не боялся на улицах. Даже поздно
вечером, даже вдалеке от дома. Наверное потому, что он был, этот дом.
- Ты хорошо дорогу помнишь? - спросил Визитер.
- А разве ты не смог бы найти?
- Смог бы. Но только искал бы долго... не хочется.
Они понимающе переглянулись. Визтер чувствовал то же самое, что и он.
Визитер тоже боялся не только конкурентов, но и людей.
- Помнишь, мы однажды смотрели какой-то американский ужастик, где за пацаном
кукла гонялась? - спросил Кирилл. - С ребятами из "Штурмана". Веснин потом еще
сказал, что интересно было бы на пацана посмотреть года через два. Не съехала
ли у него крыша.
- Он не так сказал, - поправил Визитер. - Он сказал, "интересно, как далеко у
него крыша уехала..." Надо будет позвонить Вале. Он, наверное, волнуется.
Кирилл кивнул. Поколебался секунду, прежде чем спросить:
- А сколько вообще человек о нас волнуются? Как ты думаешь?
- Человек десять, - не задумываясь ответил Визитер. - Слугин, например. Но он
не только о нас, он еще за пистолет переживает. Уже сам себе удивляется -
зачем ввязался. Ну, Валя... Еще кое-кто из "штурманов". Соседка, Ольга
Павловна.
- Да?
- Угу. Только она так волнуется... по-своему. Звонит старушкам-подружкам.
Говорит... всякое. Уверяет их, что тебя уже давно какие-нибудь бандиты продали
в Штаты, для того, чтобы сердце и почки миллионерам пересадить.
Кирилла передернуло:
- Замолчи...
- Почему? Так и есть. Она тебя, конечно, жалеет. Мол, "воспитанный мальчик,
хоть и связался с бандитами..." Но ей интереснее было бы знать, что с тобой и
впрямь что-то страшное произошло. Тогда можно всех на свете обвинять, от
президента до милиции и дворников. Хотя она даже себе в этом не признается.
Добрая старушка... Пошли, Кирилл.
С последними ручейками пассажиров они вышли из метро. Кирилл немного поплутал
утром, уходя от писателя, зато сейчас найти дорогу было легче.
- Если нас убьют, то ты дурак, - сказал Визитер, когда они подходили к дому.
Он вроде бы и шутил, но голос у него был слишком громкий, заведенный. Кирилл
кивнул:
- Ладно, договорились.
Подъезд был светлым, лампочки, хоть и тусклые, горели на каждом этаже.
Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"
Внимание! Вз избежание нарушения авторских прав текст книг Сергея Лукьяненко представлен не полностью. Данный материал предоставлен исключительно в ознакомительных целях.