Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"

- Товарищу Шедченко следовало сосредоточиться на главном противнике. Убийце. Отсечь его огнем. Приказать Печкину подобраться к нему ближе... - Рашид Гулямович... - Семен поднялся с дивана. Парень держал руки по швам, лицо его слегка побледнело. - Это же не обязанность телохранителя... - Сидите. Сидите, товарищ Печкин. С вами разговор особый. Глаза Семена словно покрылись стеклом. Он медленно опустился на диван. - Однако, - Визирь закурил, - товарищ Шедченко предпочел выстрелить в девушку. Перешагнуть через свои заблуждения - это похвально. Но. Она ли была в тот момент непосредственной угрозой? - Она что-то сделала со стариком, Рашид. Визирь вскинул голову, цепко оглядывая Николая. - И чем же это угрожало нам? Да, если бы Визард оценил обстановку, признал заблуждения, стал на нашу сторону, имело бы смысл его защитить. Но ведь этого не произошло. Правильно я говорю, товарищ Шедченко? Николай кивнул. Все правильно. Луна сделана из зеленого сыра, а Земля слеплена из манной каши. На дворе - сорок первый год, и танки Гудериана рвутся к Москве. Сейчас Хайретдинов качнет головой и скажет: "Лаврентий Павлович, обратите внимание..." В углу слепо блеснет пенсне... - Николай Иванович, как можно совершать подобные промахи? - Я не допускал и мысли, что ей не страшны пули. - Должны были допускать! Обязаны были допускать! Все! И что она умеет летать, и что ваши пули - из навоза слеплены. Хайретдинов вздохнул, сел за письменный стол. Спросил: - Что прикажите делать товарищу Хайретдинову? Лично отправиться в погоню? - Я кровью искуплю свою вину... Он ли это сказал? Черт возьми? Он никогда не оглядывался на начальство - потому и сидел в полковниках, а не стал очередным украинским генералом. Откуда, из каких глубин, всплыли слова? Полстолетия - это не время? Поколения - это не дистанция? Он ли здесь стоит - или его вояка-дед, до самой смерти гордившийся, что видел товарища Сталина? Хайретдинов потер лицо. Непонимающе посмотрел на свою левую руку. Потряс головой. - Ладно, чушь, - изменившимся тоном сказал он. - Поздно теперь разбор полетов проводить... Семен! Печкин вскочил. По-прежнему навытяжку, и в глазах - стекло... - Идите, отдыхайте... Вы сделали все, что могли. Я вами горжусь. Семен раскрыл рот - словно собирался что-то гаркнуть. "Служу трудовому народу", например... Шедченко скривился - только не это. - Отставить, - резко сказал Хайретдинов. - О случившемся - никому ни слова. Идите, лейтенант. - Он и впрямь лейтенант? - спросил Шедченко, когда Печкин вышел. - А вы не знали? Полководец... Да. Выперли из армии по сокращению, только год парень прослужил. Хайретдинов опустил голову, повел челюстью, описав тлеющей папиросой круг. - Что делать будем, Коля? - Вам решать... - Понимаю, что мне, - Хайретдинов не поднимал глаз. - Что вы с парнем-то сделали? Хайретдинов поморщился. Неохотно сказал: - Сломал я его. Случайно. Это легко происходит с военными. Стоит им лишь почувствовать - Власть. - Вы и впрямь были... им, - прошептал Шедченко. - Был. Не суди только, Коля. Товарища Сталина - легко осудить. А он хорошего хотел. Земля - сад, народ - советский, язык - русский. Жулье на лесоповале, честные работают, а потом на Черном море отдыхают... А, оставим... Наломал товарищ Сталин дров. С головешкой проблемы были... но Власть, Власть - знал! Хайретдинов поднялся, подошел к Шедченко, коротко, резко велел: - Забудь все, что говорил. Глупости это. Иное время, иные методы... Куда ты ранил суку? - В бедро. - Сколько времени у нее заняло исцеление? - Секунд десять-двенадцать. Но это была не она, вторая девушка ее подняла на ноги. - Ерунда. Посланница просто отразила в ней свою силу. Эх, как все усложняется... - Как же ее убить? - Побольше пуль всадить. На куски разнести. Или - лишить Силы, что всего надежнее. - Как? - Это уже моя проблема - понять, как. Хорошо хоть, что ушли вы. Не приведи Господь, схватили бы вас спецназовцы... Полюбуйся! Хайретдинов прошел к столу, с грохотом выдвинул ящик, бросил перед Шедченко сложенный вчетверо бумажный лист. - Смотри, смотри! Николай развернул бумагу и вздрогнул. Скупыми черно-белыми штрихами на листе был нарисован его портрет. - Это должны были сегодня показывать по телевизору! Это должны были раздать каждому менту! А не того... дегенерата со скошенной челюстью... Шедченко молчал. -Засветились вы капитально, - мстительно сказал Визирь. - Знаешь, сколько мне стоил твой портрет? Ровно столько же, сколько год назад этюд Репина! Он вырвал бумагу из рук Шедченко, подошел к камину, скомкал, швырнул в огонь. - Расслабься, солдат... Пронесло. Я тебе показывал свою коллекцию? - Какую? - тихо спросил Шедченко. - Этюды мастеров. Картины собирать... пусть этим новые русские занимаются. Что в них... в завершенных, лаком залитых. А вот наброски, этюды - видеть, как хотел мастер сделать свое полотно... Это и впрямь интересно. У меня почти сотня набросков. Репин, Иванов, Шишкин, Крамской... - Принципиально собираете русских художников? - спросил Шедченко. - А в какой стране живу, Коля? Есть такое слово - патриотизм! - Хайретдинов отвернулся от камина. - Ладно. И на старуху бывает проруха. Не убивайся. Минус Визард - уже хорошо. И минус Кирилл, вероятно... Будешь "Хванчкару"? Шедченко пожал плечами. - Если честно - никогда не пробовал. - Э... многое потерял. Тем больше получишь, - Хайретдинов склонился к столу. - Во здравие, и за упокой. Не хмурься, солдат. Пусть сгинут наши враги!
11. Кирилл не любил афоризмов. Это, наверное, глупое занятие - выдирать слова из контекста, придавать им отточенность, к которой и не стремился автор. Прикладывать сказанное совсем по другому поводу и в другое время - к сегоднешнему дню. Плакатик над дверью вагона гласил: "Чего не следует делать, того не делай даже в мыслях. Эпиктет." Кто такой Эпиктет, Кирилл не знал. Какой-нибудь древний грек... Оказавшись в метро он, наверное, утратил бы все свое философское спокойствие и с криком бросился бежать. Решил бы, что попал в Аид. А вот в историю с Визитерами поверил бы, возможно. Древние боги - они любили веселые шутки с людьми. Чего не следует делать... - Виз. Разве можно не думать о том, о чем думать нельзя? - Можно, - равнодушно сказал Визитер. - Я только этим и занимаюсь. - Чем? - Не думаю. Кирилл невольно хихикнул. - Кирилл, а ты уверен, что мы правильно делаем? - спросил Визитер. - О чем ты? - О ком. О писателе. Он ответил не сразу. - Не знаю. Но он же меня отпустил. - Это мог быть ход. Понимаешь, Посланник Творчества - он хорошо предугадывает наши действия. Видит их, словно картинки. Если он все предусмотрел, то тебя специально отпустили. Чтобы мы оба пришли в ловушку. Кирилл поежился. - Виз, а нас есть другой выход? - Да. Хайретдинов. Власть. Только - ему не нужны варианты. Он такой... по необходимости жестокий. Тебя бы защитил. Ему, наверное, хочется с кем-то говорить откровенно. А я для него конкурент. - Тогда вариантов нет. - Спасибо, - серьезно сказал Визитер. - Ну... ты все равно, помни про это. Они ехали к Зарову и его двойнику. Весь день промотавшись по городу, придумав и отвергнув кучу планов - как подставить убийцу и женщин милиции. Можно было позвонить по "ноль-два", и назвать имена - наверное, сейчас бы такой звонок, даже от ребенка, проверили. Была лишь одна беда - если их и впрямь арестуют, если свяжут перестрелки в метро и на выставке с Кириллом Корсаковым, то и его начнут искать по-серьезному. То, что им попадаться нельзя, понимали оба. Не верить. Не допускать, даже в мыслях, ничего необратимого... В вагоне вместе с ними ехала целая компания подростков. Не очень хулиганистого вида, но поглядывающая на обоих слишком пристально. И чего болтаются ночью, вроде не беспризорные... Кирилл вздохнул с облегчением, когда мальчишки вышли на Владыкино. Странно, раньше Кирилл никогда и никого не боялся на улицах. Даже поздно вечером, даже вдалеке от дома. Наверное потому, что он был, этот дом. - Ты хорошо дорогу помнишь? - спросил Визитер. - А разве ты не смог бы найти? - Смог бы. Но только искал бы долго... не хочется. Они понимающе переглянулись. Визтер чувствовал то же самое, что и он. Визитер тоже боялся не только конкурентов, но и людей. - Помнишь, мы однажды смотрели какой-то американский ужастик, где за пацаном кукла гонялась? - спросил Кирилл. - С ребятами из "Штурмана". Веснин потом еще сказал, что интересно было бы на пацана посмотреть года через два. Не съехала ли у него крыша. - Он не так сказал, - поправил Визитер. - Он сказал, "интересно, как далеко у него крыша уехала..." Надо будет позвонить Вале. Он, наверное, волнуется. Кирилл кивнул. Поколебался секунду, прежде чем спросить: - А сколько вообще человек о нас волнуются? Как ты думаешь? - Человек десять, - не задумываясь ответил Визитер. - Слугин, например. Но он не только о нас, он еще за пистолет переживает. Уже сам себе удивляется - зачем ввязался. Ну, Валя... Еще кое-кто из "штурманов". Соседка, Ольга Павловна. - Да? - Угу. Только она так волнуется... по-своему. Звонит старушкам-подружкам. Говорит... всякое. Уверяет их, что тебя уже давно какие-нибудь бандиты продали в Штаты, для того, чтобы сердце и почки миллионерам пересадить. Кирилла передернуло: - Замолчи... - Почему? Так и есть. Она тебя, конечно, жалеет. Мол, "воспитанный мальчик, хоть и связался с бандитами..." Но ей интереснее было бы знать, что с тобой и впрямь что-то страшное произошло. Тогда можно всех на свете обвинять, от президента до милиции и дворников. Хотя она даже себе в этом не признается. Добрая старушка... Пошли, Кирилл. С последними ручейками пассажиров они вышли из метро. Кирилл немного поплутал утром, уходя от писателя, зато сейчас найти дорогу было легче. - Если нас убьют, то ты дурак, - сказал Визитер, когда они подходили к дому. Он вроде бы и шутил, но голос у него был слишком громкий, заведенный. Кирилл кивнул: - Ладно, договорились. Подъезд был светлым, лампочки, хоть и тусклые, горели на каждом этаже.
Внимание! Вз избежание нарушения авторских прав текст книг Сергея Лукьяненко представлен не полностью. Данный материал предоставлен исключительно в ознакомительных целях.
Hosted by uCoz