Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"

Они разделились мгновенно и с каждым мгновением удалялись все дальше друг от друга. На бегу Кирилл попытался представить, куда бежит Визитер - но почти сразу отказался от этой попытки. Слишком много было вариантов. Сейчас тот уже мог добежать до площади Борьбы, сесть в трамвай, или рвануть к метро... Кирилл не представлял, как бы он поступил сам - значит и Визитер поступит совершенно случайно. Мальчишка свернул у транспортного института, побежал, лавируя между прохожими, медленно замедляя бег, понимая - убийца не станет преследовать его на улице. Не идиот же, его заметят, кто-нибудь вызовет милицию... Он все же обернулся, пытаясь узнать в идущих следом ту серую тень, что протягивала к нему руку с пистолетом. Никого похожего. Он убежал. беги, Кирилл! Его обдало холодом, когда он вспомнил крик мамы. Кирилл стиснул кулаки, остановился, борясь с желанием вернуться. Да нет, убийце был нужен Визитер - ну, и он, может быть. Но когда он вернется домой... Кирилл замотал головой. Нет. Нельзя. Будет только хуже. Убийца знает, где он живет - и не может отличить его от Визитера. Он должен прятаться... может быть на вокзалах... Ему снова стало не по себе. Кирилл уезжал из Москвы только раз, семь лет назад. Все что запомнилось с той поездки - это плывущие за вагонным окном, к которому он прилип, села и перелески, толкотня на перронах, потом - огромное, бесконечное, теплое море, в которое он врывался с визгом и полной уверенностью - доплыть до другого берега совсем легко. Сейчас вокзалы были другими. Безумно мечущиеся люди, но уже не в той суете поездки, что было когда-то, а словно напуганные чем-то. Грязные, словно из задницы вылезшие, существа в углах и под лестницами - когда-то тоже бывшие людьми, но стремительно утрачивающие остатки сходства. Среди них были и дети - Кириллу всегда делалось не по себе, когда он видел их. Взрослые могли быть кем угодно - пьяницами, наркоманами, неудачниками - они лишь напоминали, что в жизни легко можно проиграть. Дети, с холодной злобой в глазах и улыбкой затравленных волчат словно безмолвно кричали - "тебе просто повезло. У тебя есть дом и мама. Но это случай. Ошибка. Ты должен быть с нами." Он вспомнил их взгляды, когда случайно натыкался на таких - взгляды мелкого хищника, оглядывающего жертву. Нет. Только не вокзалы. Кирилл бродил по улицам часа два. Несколько раз звонил домой - вначале трубку никто не брал, потом отозвался незнакомый мужской голос. Ему стало не по себе. Он выскочил из-под прозрачной каски таксофона, даже не повесив трубку. Он ждет его? Кирилл добрел до какого-то супермаркета, не размышляя вошел в слякотное тепло. Народа было немного. Он побрел вдоль прилавков, потом купил в баре кусок пиццы. Съел ее, не почувствовав вкуса. Что-то заставило его дойти до отдела электроники. Здесь работало несколько телевизоров - по двум крутили кассеты с видеоклипами, остальные были настроены на местные каналы. Свой дом он узнал сразу. Это был горячий выпуск новостей - той популярной бригады, что носится по городу, прослушивая милицейскую волну и успевая на место преступления едва ли не самыми первыми. - Нет, - прошептал Кирилл. Звук в телевизоре был отключен, наверное, чтобы не заглушать голос певца с другого аппарата. Под нервный гитарный перебор Кирилл смотрел на покачивающиеся в такт шагам оператора стены подъезда. Наплыв - на шрам в стене, и так отпечатавшийся в памяти. Кирилл зажмурился. Когда он открыл глаза оператор стоял у открытой двери - у его квартиры. Молодой парень в форме что-то говорил, виновато улыбаясь. Не пускал внутрь? Потом оператор отступил на шаг, и Кирилл увидел, как выносят носилки, прикрытые белой простыней. Простыня была в бурых пятнах. Он не заплакал. Словно окаменел, глядя, как уносят его маму. Лицо репортера, опять - неслышная скороговорка... На несколько секунд - фотография во весь экран. Его фотография. Кирилл отступил на шаг. Голос певца, скользивший где-то по краю сознания, внезапно стал отчетливым, почти материальным. Кирилл схватился за него, как за спасательный круг, жесткий, холодный, но дающий хоть какую-то надежду удержаться. - Плачь! Мы уходим отсюда - плачь, Небеса в ледяной круговерти... Только ветер сияния - плачь! Ничего нет прекраснее смерти... Кирилл Корсаков, потерявший все, что составляло его жизнь, вышел из магазина. Нет, он так и не заплакал. Плакать - это порой слишком мало. Он встал к таксофону у входа. Телефон милиции - бесплатно... Кирилл опустил руку в карман. Если у него не осталось жетонов, то он наберет "ноль два". Жетон льдинкой коснулся пальцев. Кирилл набрал номер. Единственный, что смог вспомнить. - Алло... Слышно было очень плохо. - Валя, это ты? На мгновение Кириллу захотелось, чтобы Валентина Веснина, которого он, как и всех взрослых из клуба "Штурман" звал просто по имени, не оказалось дома. - Да. Кирилл? - Привет, Валь... Пауза. - Кирилл, у тебя что-то случилось? Как сказать? Что можно сказать? - У меня все случилось. Снова тишина. - Кирилл, ты где? Мне приехать? - Я... я сам приеду, - он проглотил возникший в горле комок. - Валя, не говори никому, что я звонил. Ладно? - Ты с мамой поссорился? - осторожно спросил Веснин. Кирилл повесил трубку. Быстро, чтобы не услышать больше ничего. Чтобы не захотелось ответить, крикнуть - "у меня больше нет мамы!" Еще секунда и он бы не выдержал. - Плачь! Мы уходим отсюда - плачь... Он все-таки не заплакал.
14. Визирь дождался, пока стихли вежливые аплодисменты и покивал, глядя в зал. В зале было почти две сотни идиотов. Но по мнению психолога, выступление во Всероссийской Лиге Любителей Шашек было чем-то полезно для предвыборной компании. - Я признателен за приглашение в ваш дружеский круг... или квадрат? - Рашид Гулямович улыбнулся. - Признаюсь, первая игра, в которую я научился играть - это были шашки... Идиоты в зале терпеливо слушали. Они были разного возраста, даже молодых хватало. Мелькали и женские лица, несколько, как ни странно, показались в полумраке симпатичными. - Знаете, вот шахматы - прекрасная игра, - продолжал Визирь. - И ее очень любят поддерживать и политики, и бизнесмены. Считается, что шахматы - и есть вершина интеллектуальных игр. А так ли это? Мы политики, порой спешим. Хватаемся за что-то одно, хорошее, а про остальное забываем. Стремимся к развитому, демократическому государству - а все завоевания наших отцов оставляем в тени. Так и с вашим исскуством. Оно сейчас в тени - незаслуженно... Парочка корреспондентов (наверняка из какого-нибудь "Вестника Русских Шашистов") задумчиво бродила вокруг сцены, поглядывая на Визиря через видоискатели. - Как-то у нас, в России, - продолжал Рашид Гулямович, - принято считать шашки упрощенными шахматами. Такая же доска, что ли влияет? А про стоклеточные, международные шашки, многие и не знают. Мне это кажется какой-то аналогией, что ли... Придумали русские шашки на шахматной доске - и сразу словно расписались в подражании. Так вот слепое копирование порой губит все наши начинания. А ведь если разобраться, нет иной такой игры, что сочетала бы простоту и пир интеллектуальной мысли, как шашки. В школах обучают играть в шахматы - о шашках все забыли! Аудитория сидела как каменная. Мертвая аудитория. Не раскачать. Визирь мимолетно подумал, что с психологом надо будет серьезно обсудить следующие пункты выступлений. - Я, конечно, пока не президент... - наконец-то вялые улыбки в зале. - Но немного помочь могу. Корпорация "Волжский мазут" оказала мне честь передать вашей Лиге чек на... э... некоторую сумму. Думаю, это поможет в ремонте вашего замечательного игрового зала, где вы, полчаса назад, разгромили меня в пух и прах... А в хорошем помещении и играть веселее. Молодежь заинтересуется вашей прекрасной игрой. И в московских школах дети, наше будущее, узнают красоту гамбитов Гаральского и защиты Шохина... За спиной Визиря, в маленьком президиуме, вице-президент Лиги крякнул и вполголоса произнес: - А потом Нью-Васюки станут центром Вселенной... Рашид Гулямович мысленно отметил, что надо будет выяснить смысл аналогии. Что-то она ему напоминала, но он так и не мог вспомнить, что. Под аплодисменты зала - гораздо более искренние, Визирь передал чек предводителю идиотов.
В трех километрах от Визиря, заполняющего очередную клеточку на доске собственной предвыборной игры, мальчик, о чьем будущем так трогательно заботились политик и корпорация "Волжский мазут", выпрыгнул из троллейбуса. Секунду постоял, озираясь в вечернем сумраке. У Веснина он был дважды, но оба раза не один, и дорогу помнил плохо. Под вечер ряды новостроек утрачивали последние остатки индивидуальности. Кирилл неуверенно двинулся вслед основному потоку прохожих. ...Среди его друзей всегда было много взрослых. И в театральной студии, где он занимался дважды в неделю, и в молодежном литературном клубе, где Кирилл являлся признанной маленькой звездочкой. Клуб "Штурман", который его мама считала чем-то вроде скаутской организации с литературным уклоном, исключением не являлся. Самое смешное было в том, что детей в "Штурмане" никогда и не было. Кирилл был, пожалуй, единственным ребенком, периодически появляющимся на посиделках среди двух десятков парней и девушек. Члены клуба интересовались в основном детской литературой - а общение с реальными детьми приводило их в смущение. Порой Корсакову казалось, что эти ребята то ли сильно недоиграли в детстве, то ли так и не сумели вырасти по-настоящему. В мире детских книг - который даже Кириллу порой казался ненатурально-розовым, они чувствовали себя куда увереннее. Поплутав среди домов минут пять, Кирилл наконец-то вышел к девятиэтажке, длинной и гнутой, словно упавший на землю небоскреб. Веснин жил то ли во втором, то ли в третьем подъезде. Валя Веснин был программистом. Причем таким, как их обычно изображают в американских боевиках - слегка сутулым и тощим очкариком. Как правило он молчал на посиделках-чаепитиях, лишь иронически улыбаясь при особо ожесточенных спорах.