Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"

Он задыхался. Надо было остановиться, перетянуть простреленную руку, кровотечение все еще продолжалось. Но времени не было. Шедченко не прекратит преследования, пока не убьет его. Пес нашел достойную работу. Против воли Илья чувствовал восхищение Прототипом Силы. Конечно, тот понимал, что Карамазов подстережет его, выстрелит первым. И он нашел единственно возможный выход из ситуации - подставиться под этот выстрел, воспользоваться честностью Ильи, всегда стрелявшего в сердце. Подлость. Вот она, человеческая подлость. Его гнусно предали... И тьма предала - позволив появиться солнцу, завлекающему людей на улицы, в парки. Карамазова видели уже не десятки перепуганных пассажиров метро - а сотни. Пусть люди шарахались в стороны, и никто даже не помыслил приблизиться к раненому человеку, бегущему с оружием в руках... Все равно - теперь его запомнят. Свяжут с перестрелкой в метрополитене. Вывесят повсюду портреты. Ни один врач, ни за какую плату, не поможет ему... Илья выбежал к ограде Ботанического Сада. Страх опережал его, страх расшвыривал людей с дороги, и стрелять не пришлось. Илья протиснулся в разогнутые давным-давно прутья железных ворот, никогда, на его памяти, не бывших открытыми. Постоял мгновение, переводя дыхание. Вспомнил вдруг, как убегал от него мальчишка... и вот точно так же, затравленно, остановился за оградой... Неужели и у Ильи сейчас горит в глазах безумный огонек паники? Сволочи! Будь это только их с Шедченко игра, он бы не испугался. Наложил бы жгут, залег, подкараулил полковника и его прихвостней... всадил бы пулю между глаз. Он сильнее, он гораздо сильнее всех противников. Но есть, к сожалению, еще и власть. Сейчас срываются с мест патрульные машины, патрули оцепляют территорию, телефонные звонки выдергивают с квартир омоновцев и бойцов "альфы"... всех, кого власть может спустить с поводка. Ату, ату! Он покусился на святыню, на табуированное пастбище власти - Москву, на ее цепных псов - милицию, на жирных овечек, лениво гуляющих по парку. И залечь, подстерегая Прототипа Силы - обречь себя на пулю в голову, пущенную снайпером... Илья оскалился. Нет. Нет. Он уйдет, он сможет уйти... Карамазов побежал на восток. Ботанический сад - это даже не подмосковный лесок. И все-таки тут ему будет легче. Он любит природу, он свой среди голых деревьев, на ржавом ковре облетевшей листвы. Шедченко его не догонит. Только бы не вступили в игру остальные...
4. Никакие кодовые замки не спасают подъезды от бездомных. Поднимаясь по лестнице Заров брезгливо обогнул груду тряпья у стены. Когда-то, еще в детстве, его поражала манера писателей - любимых и маститых, называть тела погибших людей словом тряпье. Лишь недавно он понял, как точна эта характеристика. Тряпье... Бомж еще не проснулся, лишь едва заметно ворочался, демонстрируя наличие жизни. От него воняло. Заров быстро поднялся к двери, надавил на кнопку звонка, снова покосился на бездомного, прикорнувшего между этажами. Дом был старый, "сталинский", с широкими лестницами, толстыми кирпичными стенами. Наверное, в подъездах таких домов ночевать куда приятнее, чем в панельных многоэтажках... Бомж приподнял голову. Посмотрел... посмотрела на Ярослава, с настороженной опаской. Женщина, довольно молодая, и даже с остатками красоты. Откуда-то из глубины тряпья высовывалась маленькая ручка. Женщина ночевала не одна, с ребенком лет двух-трех. Заров отвернулся. Холодно и пусто. Так жить нельзя. Есть какая-то незримая граница в судьбе любой страны. Если она пройдена - то последует расплата. Может быть - кровавая и неправедная. Может быть, куда более преступная, чем все прошлые несправедливости. Но если граница пройдена - расплата неизбежна. Дверь открылась. Заров молча посмотрел на Озерова. Тимофей Озеров был высоким, из-за этого кажущимся нескладным. Всегда несколько отрешенным, словно размышляющим параллельно о чем-то постороннем... решающим уже много лет в уме теорему Ферма, например. - Привет, Тима. - Проходи, - Озеров вел себя так, будто они не виделись максимум пару недель. Заглянул через плечо Ярослава, молча втянулся обратно в квартиру, покачал головой: - Да... Проходи. Он неуверенно затоптался в длиннющей сумрачной прихожей, словно это он пришел в гости, а не Заров. Выпинал из-под вешалки груду разнокалиберных тапочек, потер лоб. - Ну... ты проходи пока... Озеров двинулся по коридору в свою комнату с такой целеустремленностью, словно ему надо было скрыть от посторонних глаз шпионскую радиостанцию или станок для печати фальшивых долларов. Ярослав переобулся, отошел от двери. Вынырнувшая из гостиной громадная рыжая псина задумчиво подошла к нему. По уверению Озерова она была дворнягой, но Ярославу собака напоминала только кавказских овчарок. Впрочем, те, кого хозяин впускал в квартиру, из категории добычи ею временно исключались. Он подставил псу руку, тот молча ткнулся в ладонь, и отошел, стегая хвостом по стенам. Мощная псина. Ярослав таких обожал. Озеров уже вернулся обратно. Отпихнул с дороги пса, заметил: - Тебя Скицын искал. Он, вроде, считал, что ты к нему зайдешь. - Степка сегодня занят, - не раздумывая соврал Заров. - А... ну проходи в зал, чего топчешься... - Тимофей задумчиво посмотрел на него. - Слушай, вид у тебя... болеешь? - Устал с дороги. - Вино пить будем? - А у тебя есть сомнения? Озеров усмехнулся. Любовь к "плебейским" сладким винам была их общим коньком. - Ну и как "серебристый мускат"? Нашел? Ярослав покачал головой. - Забудь. Я выяснял у главного винодела Казахстана. Виноградники вырублены, "серебристого" не предвидится. - Обидно... - искренне отозвался Тимофей. Заров сел в кресло, на пол рядом немедленно плюхнулась собака, придавив ноги. - Ладно, будем пить массандровскую мадеру. И расскажешь, как тебя занесло в Москву, - Озеров вышел. Ярослав посмотрел на пса. Тихо спросил: - Врать будем? Собака молчала, шумно дыша, и глядя в глаза. - Будем, - перевел ее взгляд Заров. - Работа такая.
Скицин на памяти Ярослава не пьянел никогда. Или почти никогда. Скорее всего, из-за массы. Сейчас, разливая остатки водки, он увлеченно говорил: -...решил я, после таких совпадений, заняться исследованиями художественных текстов с точки зрения их совпадения. - Плагиат вылавливать? - Визитер потянулся к рюмке. - Нет, зачем плагиат? Плагиат вы друг у друга ловите, это ваша профессиональная болезнь и любимое развлечение... Сейчас... - Степан открыл стол, принялся рыться в нем, выволакивая на свет какой-то невобразимый хлам: тетрадки, мотки разноцветных проводков, еловую шишку, связку рыжих от ржавчины ключей, стеклянные шарики. - Подобные сокровища я собирал классе в первом... или во втором, - заметил Визитер. - Ага, с тех пор и копится... - Скицин пожал плечами. - Все как-то недосуг выкинуть... О! Он выхватил какой-то лист, уселся обратно, торжествующе поднял палец: - Слушай и сравнивай! - Я весь внимание. - "Иногда я во сне покушался на убийство. Но знаете, что случается? Держу, например, пистолет. Целюсь, например, в спокойного врага, проявляющего безучастный интерес к моим действиям. О да, я исправно нажимаю на собачку, но одна пуля за другой вяло выкатываются на пол из придурковатого дула." - Красиво, - признал Визитер. - И что? - Фрагмент второй! - изрек Скицин. - Сравнивай! "Пистолет хлопнул негромко и как-то нехотя. Выплюнул бледный огонек. Затвор, помедлив, отошел назад, выбросил гильзу и с натугой послал в ствол второй патрон." Так-так-так... так... во! "Опять выскочил желтый язычок огня, а следом за ним пуля. Она ударилась о мокрое пальто..." - "И упала в снег", - закончил Визитер. - И в третий раз герой стрельнул, и снова пистолет сработал с томительным бессилием... - Молодец, - Степан отложил листок, скрестил руки на животе. - Здорово? - И что с того? Любой писатель мнит себя господином реальности... когда пишет. И понимает, что мечтам его не сбыться... что пули выкатятся из дула, и запрыгают по снегу. Скицин ехидно усмехнулся. - Ладно, не придирайся. Я вот хочу подборочку сделать - как господа писатели, независимо друг от друга, используют сходные образы в эмоционально значимых моментах повествования. Шикарная будет статейка! - Дождешься, что господа писатели, с их эмоциональностью, скинутся, и наймут киллера. Чтобы он он попугал как следует известного психолога. Степан вздохнул: - Кровожадный вы народ, литераторы... Если уж нанимать, так чтобы убил. Дешевле выйдет. - Ты что, серьезно? - Конечно. Попугать, сломать пару ребер - это ведь не разовая акция. Надо хотя бы дважды прийти. Соответственно и цена выше. - Не предполагал. Откуда ты знаешь? - От одного клиента. У него на почве бизнеса такой невроз попер... даже жалко мужика... немного. - Степан... - Визитер откинулся в кресле. В голове шумело. Было тоскливо и сумрачно. - Тебе нравится наш мир? - Ты о чем? - О жизни. - Я что, похож на идиота? Нет. - А как бы отнесся к ситуации, когда один человек получает в свои руки власть над миром? Хороший человек, желающий миру добра. - На "хоррор" потянуло? - Степан оживился. - Я бы отнесся крайне отрицательно. История полна таких мечтателей. Тебе назвать десяток имен людей, желавших всеобщего блаженства? - Не надо. Степан, я говорю не о диктаторе, не о пророке. Никакого насилия... даже никакой явной власти. Просто мир, непроизвольно, начинает подстраиваться под конкретного человека. Отвечать его представлениям о счастье. - Это еще хуже, - быстро ответил Скицин. - Явного диктатора-благодетеля шлепнули бы... или распяли на торопливо сколоченном кресте. Тайный правитель, исподволь навязывающий свою волю человечеству - куда страшнее. - Да почему? - Да потому! Кого ты хотел бы видеть в такой роли? - Себя. Скицин замолчал, наклонил голову, разглядывая Визитера. - Вот оно что... ну извини. Недооценил. Ты такой кошмар придумал, что меня пот прошиб. - Почему? Ты сам хотел бы стать... стержнем цивилизации? Ее душой? Степан кивнул: - Хотел бы. Но не дай Бог.