Сергей Лукьяненко. "Осенние Визиты"

Ярослав не отреагировал. Поездка в поезде через степь всегда нагоняла на него тоску. - Как ты думаешь, москвичи поверят, что есть город под названием Саксаул? - Они вначале будут долго вспоминать, что это такое. - Да, вероятно. Старушка собралась уже с час назад. В недрах объемистой сумки исчезли почти нетронутые продукты, бесформенное толстое пальто было накинуто на плечи. Слава добродушно посмотрел на старуху. Предложил: - Может вам помочь выйти? - Спасибо, - очень чисто ответила та, покачав головой. Ярослав даже вздрогнул от неожиданности. Ощущение, что старушка не знала русского языка, уже успело устояться. Поезд медленно затормозил, за окнами забегали торговки с сумками и бережно укутанными кастрюлями. Ярослав поежился, глядя в окно. Что-то столь беспросветное и холодное было в этой суете на затерянной в степях станции, что-то унылое и бесконечное, длящееся, казалось, от сотворения времен и не способное кончиться никогда. Это казалось ему самым страшным в любой поездке на поезде - крошечные станции и городишки, где живут - вынуждены жить - люди. - Помнишь, как Геннадий говорил? - неожиданно спросил Слава. Он кивнул. Тогда он ехал домой из Сибири, с одной из тех писательских конференций, на которые какой-то меценат выделил пару тысяч "зеленых". Часть пути он ехал с Геннадием Мартовым, фантастом из Новосибирска. Когда они проезжали такой же городишко - только утонувший не в степи, а в тайге, Геннадий, глядя в окно на шатающегося железнодорожника с полной сеткой бережно собранных бутылок, сказал: "а ведь это я мог здесь идти... с печатью вырождения на лице". Оказалось, что из этого городка он родом. Конечно, глядя на импозантного Мартова, который мог даже пиво из горлышка пить с выражением усталого аристократизма, представить его на перроне в рваном ватнике было невозможно. А вот наоборот... Ярослав, тогда еще совсем пацан, привыкающий к ощущению добродушных похлопываний по плечам от мэтров, смотрел на ничего не подозревающего мужичка, бредущего по перрону. И представлял его здесь, в купе, лениво раскинувшемся на полке и излагающим "когда я был в Куала-Лампуре, довелось нам попробовать тот самый знаменитый плод дуриан..." - Кто в силах это изменить? - спросил он. - Никто, - безразлично ответил Слава. Дверь купе дернулась, уползая в сторону. Старушка поднялась, часто кивая входящим мужчинам. - У тебя, кстати, тоже был этот шанс, - наблюдая, как вошедшие извлекают из-под койки объемистые баулы, сказал Слава. - Навсегда остаться в маленьком городе среди степей. - Что же, я виноват, что выбрал иное? - Нет. По крайней мере, ты научился дарить новые жизни. Всем, кто возьмет в руки твою книгу... и на день-другой вырвется с полустанка, спящего в степях. - Куда? В параллельный мир с мечами и драконами? В космос? - Ну и что? С каких пор ты стал комплексовать? Ты думаешь, больше пользы принесет описание реальности? Этого городка, где ветер кружит пыль расстраченных жизней; где отмерены все пути; где люди вынуждены жить маленькими радостями доставшейся судьбы? Зачем? Когда можно дать им то, что не доступно никому? Старушка уже выплыла из купе. Мужчины, закинув сумки на плечи, протискивались в дверь. Выходящий последним кивнул им. - Судьбы нет, Слава. - Да, конечно... - Точнее, мы сами ее творим. - Давай уж обходиться без банальностей. Миллион факторов влияет на каждый наш шаг, на его допустимость. Вряд ли воля и мечты играют большую роль, чем случайность. Они замолчали - надолго. И даже когда поезд уполз со станции Саксаул, ни Ярослав ни Визитер не сказали ни слова. Лишь смотрели на осень, неумолимо наступавшую на степь. Это было очень незаметное наступление - ибо степь и так была осенью.
8. Самохин остановил "девятку", чуть свернув с дороги. Они с Морозовым переглянулись, словно решая, не стоит ли отказаться от задуманного. - Пошли, - сказал Морозов. Они выбрались из машины одновременно, еще раз посмотрели друг на друга. Что ни говори, а такими делами им раньше не приходилось заниматься. Даже то, что стариков было двое, сильно меняло привычные схемы. Одновременный инфаркт у обоих - это слишком уж странное совпадение. - Черт... - Самохин вновь метнулся к машине. Достал из багажника литровую банку с грибами, закатанную машинкой, забросил ее в спортивную сумку. Морозов молчаливо ждал. - Налево, - подходя к нему сказал Самохин. - Вот это называется Яблочной улицей, и нам нужен семнадцатый дом. Дачный поселок в будний осенний день был тих и печален. Ни звука, ни движения. Они медленно пошли по засыпанной мокрым гравием дорожке, поглядывая на номера. - Надеюсь, ты не ошибся в своих догадках, - заметил Морозов. Самохин лишь поморщился от его тона, заранее обвиняющего. - Куда он мог еще податься? У дочери его нет, друзья сами в панике. Меня больше тревожит, почему взорвался дом. - Газ... - И у нас в квартире газ. Но никто на воздух не взлетает. Мог Романов еще кому-то поручить... это дело? - Романов бы сказал. Только ведь и он тут посредник. - Хрен его знает, какой он посредник. И почему он говорил о брате-близнеце - по документам такого нет? - Самохин остановился. - Вот. Они остановились у низенького штакетника, глядя на маленький домик, построенный, наверное, лет двадцать назад. Редкие деревья с облетевшей листвой, покосившийся нужник в углу участка... - Академик... - буркнул Морозов. - Смотри! - он схватил Владислава за плечо. Тот и сам уже заметил легкий дымок, ползущий из трубы. Кивнул: - Ну, кто был прав, Гена? - Пошли, - Морозов толкнул калитку. - Хватит рассуждать. Чувствуя неприятный холодок в груди Самохин двинулся за ним. Надо было утром выпить... немного... для храбрости. Ее всегда не хватает в такие моменты.
Большую часть пути Карамазов проехал на электричке. Потом прошел через чахлый лесок. Он не боялся сбиться с дороги - когда путь указывала тьма, то ноги сами несли его к мишени. Осенний лес успокаивал, дарил покой. Он засыпал, чтобы возродиться после зимней стужи. Лес знал тайну вечной смерти - разделяя ее с Ильей. Когда-то, давным-давно, еще в детстве, он участвовал в экологическом движении "Зеленая тропа". Конечно, тогда еще и слово-то это было не в ходу - "экология". Но из толпы подростков он был, наверное, одним из самых самозабвенных малолетних экологов - очищающих ручейки, с неумелой руганью заваливающих дерном кострища и собирающих в подмосковных лесах пустые консервые банки. Для кого-то это было просто возможностью пошляться в походах, или гордо выпалить обалдевшим туристам: "Зеленый патруль! Затушите костер!" Илья принадлежал к числу тех немногих, кто относился к делу серьезно. Это осталось в нем на всю жизнь - серьезный подход к работе... да еще, наверное, легкое удовольствие, когда клиентом оказывался начальник какого-нибудь особенно вредного предприятия. Илья очень любил лес. По пути он напился из родника - чистой, ломящей холодом зубы водой. Постоял минуту, борясь с желанием просто посидеть в тишине, под легкое, бесконечное бульканье бегущей воды. Не время. Сейчас он на работе... Оправив старую куртку с оттянутым привычной тяжестью карманом, Илья двинулся дальше. К поселку он вышел минут на десять позже двух дилетантов, но ему не пришлось тратить время на поиск нужного участка. Он просто шел к нему - напрямик, не испытывая ни страха, ни волнения. Проглоченный утром стимулятор вызвал легкую эйфорию, но не возбуждение. Карамазов знал, что сегодня ошибок не будет.
Самохин потянул дверь веранды. Та скрипнула, отворяясь. - Давай, входи, - прошептал Морозов. Внутренняя дверь тоже была незаперта. Владислав медленно вошел в комнату. У него было очень неприятное предчувствие... черезвычайно тягостное. Если бы он увидел, что домик набит людьми в форме, то не испытал бы ни малейшего удивления. Но в комнате был только сухощавый лысоватый старик, сидевший на продавленном "дачном" диване. В углу тихо бормотал телевизор, но старик не смотрел на экран - он перебирал какие-то мятые бумаги. - Здравствуйте, - Самохин попытался придать лицу строгое, официальное выражение. - Аркадий Львович Зальцман, если я не ошибаюсь? Старик посмотрел на него - очень спокойно. Сказал: - "Здравствуйте" - хорошее начало. Но это ведь только начало, верно? Владислав почувствовал себя неуютно. Но возникший рядом Морозов прибавил ему уверенности. - Аркадий Львович? - повторил он. - Полагаю, вы знаете, кто я, - ответил старик. - Мы из органов, - вступил в разговор Геннадий. Сделал легкое движение, словно собираясь достать из кармана несуществующее удостоверение. - Мы искали вас по поводу взрыва в вашей квартире. Старик улыбнулся. - Какая доблестная у нас милиция... Я хотел бы все же взглянуть на ваши документы. - Ваш брат находится здесь? - словно не слыша его, спросил Морозов. - Вам должно быть известно, что у меня нет брата. Наступила тягостная пауза. Самохин сделал несколько шагов к старику. - А вы должны понимать, о ком мы говорим. - Ищите... - старик развел руками. - Комната одна, много времени это у вас не займет. - Он наверняка ушел, - сказал из-за спины Геннадий. - Ладно, хватит тянуть. Самохину показалось, что его начальник тоже нервничает. Словно на них обоих наползала чья-то тень... такая огромная и холодная, что не было даже сил поднять глаза и посмотреть в небо... - Вам придется ответить, - сказал он старику. Тот покачал головой, бережно откладывая бумаги. - К сожалению, я не смогу этого сделать... даже если вы заставите меня мечтать об ответе. Я не знаю где тот, о ком вы спрашиваете. - Гена, - Самохин сделал еще шаг к старику, - он, наверное, и впрямь ничего не знает. А у нас нет времени. Как ни странно, но Морозов даже не отреагировал на то, что он назвал его имя. - Поставь банку на стол, - негромко велел он. - И открой ее, там лежит нож. Старик почти равнодушно смотрел на то, как Самохин, повернувшись к нему вполоборота, открывает маринад. - Очень интересно, - сказал он наконец. - Вы собираетесь заставить меня есть грибы? Вероятно, у них будет очень своеобразный вкус.