Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Мне снова стало жутко. Я ощутил высоту. -- Только не паникуй! -- Марк говорил слишком громко, еще не оценив наступившей тишины. Хелен презрительно глянула на меня -- и это помогло. Пацан не боится, женщина не боится, один я трястись буду? Нет. Решимости хватило на минуту, в течении которой я разглядывал светлеющее небо, оранжевую полосу восхода и убеждал себя в надежности план„ра. Потом я почувствовал, как он клюет носом, словно лодка на крутой волне. Хелен впереди дергала рычаги, мы то заваливались на крыло, то проваливались в бездонную яму. Море и небо мелькали в окнах, будто решили шутки ради местами сменяться. Меня бы давно уже стошнило, не будь желудок безнадежно пуст. Я вцепился в спинку переднего кресла и тонкое дерево затрещало. -- Утихомирь его! -- бросила Хелен. -- Быстро! -- Вниз, ведьма! -- завопил я. -- Са... сажай... я... убью! Марк впился в меня, попытался придавить к креслу. Какой там... я толкнул его так, что мальчишка спиной уперся в матерчатый потолок. Дрожащая под напором ветра ткань захрустела, разрываясь. Марк дико закричал. Это меня отрезвило. Не то, чтобы страх совсем пропал, но на миг я о нем забыл. Глаза у Марка от ужаса стали круглыми, пальцы закаменели на моих плечах. Я рывков прижал его к себе, обнял. Холодный ветер хлестал по лицу, врываясь в кабину. -- Поворачиваю к острову, -- сказала Хелен. -- Сейчас сядем. Марк ничего не ответил -- краткий миг, когда он торчал из план„ра спиной наружу, убил все его мужество. Поэтому я выдернул из-за пояса нож и коснулся шеи летуньи. -- Мы летим к материку. Слышишь? План„р по-прежнему дергался в стороны. Хелен молчала. -- И хватит пугать, -- добавил я. -- Да, мне страшно! Только вбей в свою красивую головку -- на остров я не вернусь. Прирежу тебя, если обратно повернешь. Ясно? Теперь план„р летел ровно. Неуловимыми движениями рук Хелен направляла его на верный курс. И высоту мы перестали терять, опять поползли вверх, в полной тишине, и это было страшно, но в то же время прекрасно. Лишь ветер хлестал в прорванную обшивку. -- Спрячь кинжал, -- сказал я Марку. Тот взял нож и убрал в Холод -- без единого слова, как во сне, еще не отошел от страха. Что-то я побаиваться стал оружия в своих руках -- тем более в такой ненадежной штуке, как план„р. От ветра слезились глаза, Хелен тревожно оглядывалась на прореху. -- Есть у тебя иголка с ниткой? -- спросил я ее. -- Под креслом, -- быстро ответила летунья. -- Аккуратно шей. Я похлопал Марка по щеке -- он слабо улыбнулся, приходя в себя. Пробормотал: -- Спасибо. -- За что спасибо, дурачок, я же сам тебя чуть не выпихнул... -- За то, что опомнился. Пошарив под креслом, я и впрямь нашел -- порезанным день назад пальцем, не везет же ему, -- воткнутую в чехольчик сиденья кривую парусную иглу с вдетой нитью. Вовремя -- материя медленно расползалась под напором ветра. Марк забрал у меня иглу и стал неумело стягивать прореху. Над кабиной ткань лаком не покрыта, но все равно проколоть трудно. -- Края крепи, -- посоветовал я. -- Вначале края, потом все зашьем. Небо светлело. Мы летели навстречу восходу, план„р больше не трясся, а будто по невидимым волнам скользил. Я покосился налево, направо, вверх глянул. Небо самое обычное, словно и не летим, ничуть ближе не стало. Вроде бы я окончательно опомнился. Страх сжался в груди, затаился, давил на сердце, но все-таки не превращался в панику. Марк терпеливо трудился, прореха уже была почти затянута. -- Гнилая твоя машина, летунья, -- сказал я. -- Неужели покрепче не могли сделать? Деревом обшить... -- Ты еще предложи из железа план„ры строить, -- фыркнула Хелен не оборачиваясь. Я понял, что сказал глупость, и перестал срамиться, замолчал. Ясное дело, она же говорила: план„р большой вес поднять не может... -- Ильмар... -- сказал вдруг Марк, тихо, на выдохе. -- Глянь налево... Я посмотрел -- и вздрогнул. По свинцовым волнам полз, рассекая острым носом воду, линкор. Даже с высоты он казался громадным... неужели эти точки на палубе -- люди? -- "Сын грома", -- сказал Марк. Странное что-то прозвучало в его голосе -- гордость пополам с тоской. Паруса на корабле были спущены, значит он под машиной. Из трех высоких труб валил черно-бурый дым, линкор шел на полном ходу. Это с небесной выси кажется, что он медленный и неуклюжий, а на самом-то деле таран волны режет, вода бурлит за кормой, и от материка до островов корабль за два-три дня дойдет, особенно если ветер попутный дунет. Палуба у корабля была деревянная, выскобленная добела, а вот борта обшиты золотом до самой ватерлинии. Дом, небось, и на железо бы не поскупился для лучшего корабля Державы, но проржавеет такой корабль. -- Какой сигнал приветствия? -- вдруг спросил Марк. Хелен молчала. -- Качни крыльями! Быстро! Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку. -- Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым сигналить должен. Над бортом встал дымок -- ударила пушка. Холостым, вроде. План„р качнулся, Хелен ответила на приветствие. Было в этом что-то титаническое, божественное, выше мелких людских забот. Плывущий по океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним план„р -- хрупкий, презревший тупую силу ради быстроты и легкости. Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает -- за Дом, за Державу, за гений человеческий. И в тоже время -- смешно. Я, тать нощной, план„р угнал, и мне же преторианский линкор салютует... -- Сколько лететь будем? -- спросил Марк у Хелен. -- Если повезет -- часов пять. -- А если нет? -- Падать здесь и минуты хватит. Нет. Не буду больше пугаться. Раскинувшись поудобнее, сколько позволила теснота, я снова спросил: -- Хелен, так есть у тебя что из еды, или нет? -- Неужели аппетит проснулся? -- съязвила она. -- Сутки я не ел, сладкая моя. -- Мной подавишься, -- фыркнула летунья. Помолчала, потом неохотно сказала: -- Сзади... на твоем кресле -- карман сзади. Мы с Марком столкнулись руками, выдирая из кармана тугой пакет. -- Не трясите план„р, обжоры! -- крикнула летунья. Какой там! Нам теперь все равно было, мы до еды дорвались. Не слишком много в пакете нашлось -- пара засохших бутербродов с сыром, яблоко, апельсин, половинка жареной курицы, стеклянная фляжка. Смололи мы все вмиг, и я себя на том поймал, что очень не хочется делиться с Марком поровну... мальчишка ведь, ему меньше надо... Тьфу ты, ну почему натура человеческая такая мелочная? Как с каторги убегать -- я из-за мальчишки шеей рискую! Как ухоронка с железом, или куриная лапа -- от жадности корчусь! -- Бери, -- я отдал Марку надкушенный вместе с кожурой апельсин. Словно наказывал сам себя. Мальчишка спорить не стал, жадно слопал фрукт. А я откупорил фляжку, нюхнул... Эх, Галлия, земля щедрая! Коньячок из лучших, таким и аристократ не побрезгует! Сивухой не прет, язык не обжигает, а в животе словно костер развели, тепленький, ласковый. Хмелеть я начал тут же, на третьем глотке. На пустой желудок, да хорошего коньяка -- много ли надо? -- Будешь? -- дружелюбно спросил я Марка. -- Угу, -- он сделал маленький глоток, поморщился, вернул фляжку. Виновато признался: -- Я вино больше люблю. -- А ты, летунья? Сейчас я весь мир любил. -- Жить надоело? -- отрезала Хелен. Ну, не хочет, как хочет. Может и впрямь, не стоит пьяному хитрой механикой управлять. Через минуту меня потянуло в сон. Марка тоже сморило. Какое-то время мы возились, пытаясь устроиться удобнее на крошечном сиденье. Хоть мальчишка и худой, но уже не такой маленький, чтобы на коленках его держать. Эх, маловат план„р... будет ли когда такое, что план„ры размером с линкор над океаном понесутся? Я бы слетал. Дело нехитрое, когда летун умелый: сиди, держись крепче, слушай, как ветер парусиновые крылья треплет...
Дважды я просыпался -- так, на миг, когда план„р начинал кружить в поисках попутного ветра. Один раз заметил, что солнце в спину светит, и схватил Хелен за плечо: -- Куда летишь, ведьма! Она вздрогнула: -- Поток ищу! Успокойся, вор, на острова нам уже не вернуться, не тот ветер! Марк открыл глаза, протянул руку, взял карты. Вглядывался в них минуту, потом вернул Хелен. -- Все правильно, Ильмар... И тут же заснул снова. Правильно так правильно. Я уснул. Мне снилось, что мы снова взлетаем с острова, ревет ракетный толкач, только это уже было не страшно, наоборот, я сам сижу на переднем креслице, дергаю рычаги, и матерчатая птица послушно взмахивает огромными крыльями... -- Маркус! Ильмар! Маркус! Проснулись мы вместе. Колени у меня затекли, не разогнуть... вот незадача, будто Марк, уснув, потяжелел чуть не вдвое. -- Плавать умеете? -- отрывисто спросила Хелен. Впереди тянулись скалы. Берег! Сестра-Покровительница, и вправду -- берег! И ни какой-нибудь там остров, Европа впереди, Держава... Вот только море было под нами. Совсем рядом. Казалось, что пенные брызги с верхушек волн вот-вот захлестнут план„р и утянут за собой, на дно. -- Толкач включай! -- закричал Марк. -- Хелен, толкач! -- Я его час назад сожгла, -- хмуро отозвалась летунья. -- Крепко же ты спал, мальчик... Значит не примерещился мне рев ракетный... -- До берега доплывешь? -- спросила Хелен. -- Нет, -- ответил я. -- Ноги затекли. -- О тебе речи нет, дурила, -- отозвалась девушка. -- Маркус, доплывешь? До берега с милю еще было, и я головой покачал. Никому тут не доплыть, вода холодная, море бурное. -- Нет, Хелен, -- спокойно сказал Марк.