Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Так-то оно так... но я все же не крестьянин тупой, из дальней деревушки, что местного пастора выше наместника губернского ставит. Захочет Владетель -- и Церкви туго придется, ну, не самой Церкви, конечно, в здравом уме никто на нее не покусится. Но Богу простые люди служат, на земле живут, и не от всего убережет строгий взгляд Сестры и любящий взор Искупителя. Было ведь когда-то, хоть и редко о том говорят, что Владетель Клодий, которому Церковь отказала в праве вторую жену в законный брак взять, сместил Преемника. Как -- про то легенды молчат, а уж священники и совсем вспоминать не любят, но съехались епископы из всех провинций, от Лузитании до Богемии, да и выбрали Господу нового приемного сына. Нет, не станет Церковь с Владетелем ссориться... не станет... Я посмотрел на священника -- но взгляд того был тверд и невозмутим. -- Ты под моей опекой, брат Ильмар, -- сказал он. -- Я укрою тебя. -- Зачем? -- спросил я. -- Чтобы тебя не схватила Стража. Город наводнен войсками. -- Я не такой дурак, брат Рууд. Я спрашиваю, зачем тебе нужно меня укрывать? -- Сестра завещала спасать несчастные заблудшие души... -- Брат Рууд! Милость Сестры безгранична. И души ее слуг полны доброты. Только ответь, почему тогда на площадях казнят душегубов, секут пальцы ворам, плетями учат беглых крестьян? Ответь, почему вы не укрыли от беды всех? Тогда я поверю, что тебе ничего от меня не нужно. -- Не в человеческих силах спасти всех. Когда мы можем помочь -- мы помогаем... -- Брат Рууд, тебе ведь двойной грех -- лгать, -- сказал я. Священник быстро сложил руки столбиком, зашептал молитву. Видно, мои слова пришлись к месту, почуял он в себе ложь, попытку уйти от ответа. -- Ты прав, брат Ильмар, -- закончив краткую молитву, произнес он. -- Церковь не может спасти каждого беглого каторжника, да и не станет чинить помехи мирскому правосудию. -- Тогда почему ты хочешь меня укрыть? -- Преемник Юлий, Пасынок Божий, велел всем слугам Искупителя и Сестры доставить к нему Ильмара-вора и младшего принца Маркуса... буде такие встретятся. Я вздрогнул. К самому Преемнику? Это что же, сам Пасынок Господний меня видеть желает? Меня -- каторжника? -- Повинуешься ли ты воле Преемника Юлия? -- Повинуюсь, -- кивнул я. -- Да, брат мой. И вдруг ехидный воровской норов проснулся, и заставил спросить: -- А если бы отказался бы я, брат Рууд? Стражу бы кликнул? Или сам принудил бы? -- Не суди о том, что не сделано, -- спокойно ответил священник. -- Я знаю, ты верующий человек, и чтишь Господа. Зачем тебе противится святой воле? Я кивнул. -- Хорошо, брат Рууд. Повинуюсь, твоей защите себя вручаю, и готов идти с тобой. -- Подожди, -- неохотно сказал священник. -- Брат Ильмар, не так все легко. Я не могу просто взять и доставить тебя к Преемнику Юлию. Стены имеют уши, а люди имеют языки. У Дома другие планы на твой счет, Ильмар. Если до Стражи дойдет, что ты здесь... На миг мне представилась безумная, немыслимая сцена. Стража, штурмующая храм, и священники, с мечами идущие навстречу... Ой... Во что же я вляпался? -- Я не в праве никому говорить о том, что ты в храме, -- Рууд будто рассуждал вслух. -- Все может случиться, и если прольется кровь... Ох, грехи мои непомерные! -- Я недостойный и слабый слуга Божий, -- Рууд посмотрел на меня. -- Я не смогу сам доставить тебя в Урбис. Мы пойдем к епископу -- и ему ты признаешься, кто ты есть. Больше никому! Запомнил? -- Да, брат мой... -- прошептал я. -- Можно мне напиться? -- Пей, Ильмар. Утоли жажду. Но у меня нет ничего кроме чистой воды... Я жадно выпил полную кружку. Вода, на самом-то деле, была не такая уж чистая и свежая. Стоялая, и хорошо если со вчерашнего дня. Брат Рууд -- аскет... прости Сестра, я даже сейчас предпочел бы глоток легкого вина...
Почему-то мне думалось, что резиденция епископа будет где-то наверху, под крышей храма. А пришлось подниматься совсем немного. Старик, наверное, епископ, как же я не сообразил, тяжело ему карабкаться... Здесь встречалась охрана. Тоже священники, только в алых одеждах, с короткими бронзовыми мечами, дозволенными Сестрой. Обманчивые мечи -- из особой бронзы, она подороже стали выйдет. Нас не останавливали. Видно, брат Рууд на хорошем счету, и к епископу вхож. Мы миновали два поста, остановились у двери, ничем от других не отличающейся. Рууд тихонько постучал. Миновала минута, и дверь открылась. В проеме стоял молодой парень, такой же бледный и просветленный, как сам Рууд. -- Добрый вечер, брат Кастор... -- Добрый, брат Рууд... Кастор глянул мимолетно на меня, но любопытствовать не стал. -- Мы должны поговорить с его преосвященством. -- Брат Ульбрихт готовился отойти ко сну... -- Служение Сестре не знает отдыха. Как все просто у них! Кастор отступил, освобождая проход. Мы вошли в большой зал, больше всего напомнивший мне чиновничью канцелярию. Столы, заваленные бумагами, стеклянный сосуд, в котором мок, впитывая чернила, десяток стильев. У стены высится механическая счетная машина, масляно поблескивающая медными шестеренками. Ого! Неужели у храма такая потребность в бухгалтерии? -- Я спрошу брата Ульбрихта... -- без особого энтузиазма сказал Кастор. Только сейчас я заметил еще одну дверцу в стене. С чего бы это епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, опочивал рядом с канцелярией? Священник скользнул в дверь, а я подошел к окну. Глянул. На площади еще горели фонари, и в их свете поблескивали кольчужные нашивки на кожаных куртках стражников. Два или три патруля прохаживались вокруг храма. Вовремя же я успел. -- Входите, братья, -- тихо позвал Кастор. -- Его преосвященство вас примет. Брат Рууд зачем-то взял меня за руку -- будто боялся, что я растаю в воздухе, или вздумаю убегать. Провожаемые взглядом Кастора, мы вошли в опочивальню епископа. Да. Брат наш во Сестре аскетом не был. Дорогой персидский ковер устилал весь пол. Стены тоже были в коврах, гобеленах, картинах -- словно бы и не роскоши ради, потому что на каждом выткан, вышит, или нарисован лик Сестры. Наверное, подношения храму от прихожан. И все же эти горы мягкого хлама больше подошли бы опочивальне старой аристократки, чем обиталищу духовного лица. Мебель тоже была дорогая, пышная, а уж кровати -- низкой, широкой, с железными шариками, украшающими спинки, -- в спальне богатого повесы стоять, а не у священника... И запах -- да что ж это, сплошные благовония и духи разлиты в комнате? Куда такое годится? Но когда я увидел самого епископа, все насмешливые и неодобрительные мысли разом вылетели из головы. Епископ амстердамский, брат во Сестре Ульбрихт, был парализован. Он сидел в легком деревянном кресле на колесиках, одетый в одну ночную рубашку. Еще не старик, хоть и пожилой, но весь высохший, прикрытые пледом ноги тонки и неподвижны. -- Подожди там, брат Кастор... -- сказал епископ. Священник за нашей спиной молча вышел, прикрыл дверь. -- Добрый вечер тебе, брат Рууд, -- вполголоса сказал епископ. -- И тебе, незнакомый брат. Прости, что не встаю, но я ныне и перед Пасынком Божьим не встал бы... Я рухнул на колени. Подполз к епископу, припал губами к слабой руке: -- Благословите меня, святой брат. Благословите, ибо я грешен и нечестив. Шел от брата Ульбрихта тяжелый запах болезни. Вот почему так духами в комнате пахнет -- чтобы запахи немощного тела отбить... И вот почему опочивальня рядом с канцелярией -- нет у епископа сил и здоровья двигаться. -- Прими мое прощение, -- спокойно сказал епископ. -- Как звать тебя, брат? -- Ильмар, Ильмар Скользкий. Вор. Рука епископа дрогнула. -- Ты тот самый Ильмар? -- Да, святой брат... -- Рууд? -- Это он, ваше преосвященство, -- отозвался священник. -- Я спросил все, что было в скрытом послании, и он сказал так, как должно. Слезящиеся глаза брата Ульбрихта всмотрелись в меня. -- Засучи правый рукав, брат Ильмар. Я подчинился. -- Откуда у тебя этот шрам? -- Это с детства, ваше преосвященство, -- прошептал я. -- Упал с дерева. Я всем говорю, что это след от китайской сабли, но вру. На самом деле -- шрам от острого камня. -- Что ты унес из языческого храма в Тессалониках, семь лет назад? -- Там не было ничего ценного, святой брат... Несколько древних свитков, я не смог их прочитать, и никто не дал хорошей цены... я пожертвовал их храму Сестры в Афинах... Брат Ульбрихт улыбнулся: -- А если бы тебя дали хорошую цену? -- Продал бы, ваше преосвященство. Я грешен. -- Мы все грешны... -- епископ посмотрел на Рууда. -- Милость Сестры с нами, брат. Это действительно вор Ильмар. Я знаю и другие вопросы... но это уже не нужно. Это Скользкий Ильмар. Вор из воров, искусник, грабитель древних могил... -- Прости меня, святой брат... -- Ты прощен. Уже прощен. Отвечай на вопросы, и все с тобой будет хорошо. Откуда в его слабом теле бралось столько силы? Я сразу успокоился, будто глупый ребенок, впервые вкусивший таинства веры... -- Брат Рууд, кто еще знает о нем? -- Никто, брат Ульбрихт. Ильмар исповедовался... и я понял, кто рядом со мной. -- Рука Сестры... -- снова сказал епископ и сложил руки лодочкой. Я последовал его примеру, и минуту мы молились вместе, молча. -- Скажи, Ильмар, где принц Маркус? -- Я не знаю, святой брат... -- Отвечай правду, Сестра слышит тебя через меня. -- Я не знаю, брат Ульбрихт! Тогда, на побережье, он словно сквозь землю провалился! Я пытался его найти, но не смог. -- А зачем ты его искал? Я пожал плечами. Если уж Сестра меня сейчас слышит, то и видит, наверное.