Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Жизнь бурлила, хоть все и предпочли укрыться от дождя под крышей. У одной двери Хелен остановилась. В крошечной комнатке сидел пожилой штатский, пил чай из парящей кружки. При виде летуньи он радостно заулыбался, начал вставать. -- Сиди, Питер, -- остановила его Хелен. -- Выпиши-ка мне разрешение на полет. И пошли ребят готовить план„р. Штатский посмотрел в окно -- там лило не переставая. Потом помолчал, глядя на Хелен. Та ждала. -- Хелен, милая... -- Питер, выписывай. Мужчина уставился на меня, будто надеялся найти союзника. Я сделал каменное лицо. -- Хелен, погода запретная. -- Пиши. Не отводя от нее взгляда, мужчина достал из тоненькой стопки расчерченный лист бумаги, снял колпачок со стила. Переспросил: -- На сейчас? -- Да. Экстренный. Приоритет Дома. Питер молча заполнил несколько граф в листке, протянул его Хелен. Я заметил, что он вписал имя летуньи, какие-то цифры -- видимо, номер план„ра, а в графе с крупной печатной надписью "погода" поставил рядок жирных единиц. -- Да, да, старый бюрократ... я поняла... -- сказала Хелен, склоняясь над столом. Перечеркнула "погоду", написала "под ответственность летуна", еще в одной графе размашисто вывела "Рим, Урбис". Перевернула листок -- там тоже были какие-то надписи и клеточки, которые она быстро заполнила цифрами. -- Все? -- Разрешение коменданта, Хелен, -- извиняющимся тоном сказал Питер. -- Прости, я не могу сам позволить... -- Ладно. Но техников направь немедленно. И готовь карты. -- Облачный фронт тянется до Турина, -- предупредил Питер. -- Я поняла. Полная загрузка, хорошо? И посмотри, чтобы поставили новые толкачи, те, что с усиленным зарядом. Пойду над облаками. -- С полной загрузкой? -- И с усиленным зарядом. Пиши. Все. Кажется, тот авторитет Хелен, что враз подействовал на солдат, сработал и с Питером. -- Только разрешение коменданта... -- жалобно начал он. -- Конечно. Идем, -- летунья вновь взяла меня за руку, и я послушно потащился следом, словно великовозрастный дебил-сынок за энергичной мамашей. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, Хелен все качала головой, и что-то раздраженно бормотала под нос. -- Что-то не так? -- тихо спросил я. -- Да нет, все в порядке. Питер меня расстроил. Совсем на канцелярской работе зачерствел, а ведь когда-то был настоящим летуном... -- Он зря паникует? -- Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет... У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока летунья не выглянула, и поманила меня внутрь. -- Давай, комендант требует... На миг у меня возникла безумная мысль, что едва я перешагну порог, как на голову обрушится удар дубины. Если вдруг Хелен придет в голову мысль сдать меня... Но выхода уже не было. Я вошел. Кабинет был роскошный. Впрочем судя по знакам различия коменданта -- две серебряных птички в петлицах, -- он имел чин вроде армейского полковника. Комендант стоял у окна, видно сидеть при даме было неудобно, а усадить ее оказалось просто некуда. В этот кабинет приходили, чтобы стоять навытяжку и выслушивать приказы. -- Вот ты какой... -- мрачно сказал комендант. Кажется, предчувствия начинали сбываться. -- И хорошо ты знаешь Ильмара? Беда всех импровизаций, что никогда не знаешь, какую глупость уже успел брякнуть твой партнер. -- Ну, неплохо, насколько это вообще возможно... -- осторожно ответил я. Комендант буравил меня напряженным взглядом. Он куда больше походил на летуна, чем грузный неповоротливый Питер. И в то же время какая-то неуверенность была в его взгляде... сомнение... относящееся не ко мне, а к ситуации в целом. -- Уверена, что долетишь? -- спросил он Хелен. Начал вопрос тем же грозным рыком, что и в разговоре со мной, а закончил уже мирно и дружелюбно. -- Все в воле Господа. Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня, поинтересовался: -- Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен? -- Да. Важнее сейчас никого нет. -- А почему в Рим? На север облачность реже, доставь его в Версаль... -- Приказ был препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе типографии куда совершеннее. Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был по-прежнему строг, но голос чуть смягчился: -- Ты хоть понимаешь, живописец хренов, какая честь тебе? Сама Хелен, Ночная Ведьма, тебя в Урбис повезет! -- Понимаю... -- прошептал я. -- Если станешь в план„ре паниковать -- лучше сам выпрыгивай! Узнаю, что доставил проблемы Хелен... Угроза эффекта не возымела. Что мне гнев коменданта, по сравнению со всеми остальными неприятностями! -- Может, пусть его свяжут? -- задумчиво спросил комендант. -- Все не будет дергаться... А, Хелен? -- Мне доводилось летать на план„ре, -- сказал я. И получил в награду за инициативу разъяренный взгляд летуньи. -- Да? -- поразился комендант. -- Когда же? -- Я его и возила, -- непринужденно пояснила Хелен. -- Давно уже. Герцогиня Диана, глава венгерской ветви Дома... она перебрала всех приличных живописцев в Державе, прежде чем остановилась на руссийском портретисте... Да вы помните эту историю... Ничего комендант не помнил, глаза у него на миг стали мутными и дурными. Но сознаваться в склерозе он не хотел. -- Да, конечно. Что ж, это хорошо. Но только под твою ответственность, Хелен. Вернувшись к столу, он быстро расписался на разрешении. -- Конечно. Я все понимаю, -- кивнула летунья. Комендант на миг припал к ее руке в вежливом, равнодушном поцелуе. Покровительственно улыбнулся. -- Удачи, госпожа графиня. -- Надеюсь и впредь пользоваться вашим гостеприимством, господин барон. Понятно. Служака был не слишком родовитый. Пыжится изо всех сил, старается и долг не нарушить, и летунам, которые выше его, угодить. Низко кланяясь, я вышел вслед за Хелен. Когда мы отошли от кабинета, летунья прошептала: -- Кто тебя за язык дергал? Летал он... -- Да так, захотелось. Скажи, а этот барон, он сам-то... -- Нет. Высоты боится. Всегда находит предлог, чтобы в план„р не садиться. Зато площадка у него в порядке, склады забиты, ангары сухие, лошади отборные, дисциплина крепкая... -- Какие еще лошади? -- спросил я. Но мы уже пришли к каморке бывшего летуна Питера. -- Все в порядке, -- Хелен показала ему листок. -- Комендант проникся необходимостью полета. Питер улыбнулся уголками губ, и сразу посерьезнел: -- Ты уверена, Хелен? Дождь усиливается. Шар подняли, ветер вверху порывистый... -- Питер... -- Ладно. Он косо глянул на меня, подошел к Хелен, и вдруг порывисто обнял ее. Летунья покорно ждала. -- Не рискуй, девочка. Ладно? -- Питер заглянул ей в глаза. -- У Дома и Церкви много интересов. А вот у нас всего одна жизнь... Идем, план„р выводят. Хелен кивнула: -- Я всегда об этом помню. -- Парень... Я подошел к нему. Питер молча извлек из стола красивую стальную фляжку. Протянул: -- Глотни. Да побольше. Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное. -- Расслабишься, не будешь дергаться в кабине, -- пояснил Питер. -- Давай, приложись еще. Спорить я не стал. Все летуны, похоже, больше всего боялись, что пассажир запаникует в кабине. И вспоминая свой первый полет, и Марка, едва не вывалившегося наружу, я мог их понять. -- Спасибо... -- я вернул фляжку. -- Обещаю себя вести тихо. Кажется, его это удовлетворило. Питер приложился к фляжке сам, и пошел вместе с нами.
Вначале мы направились в туалет. Хелен молча указала мне на дверь с мужским силуэтом, вошла в свою кабинку. Я кивнул, понимая. В воздухе нужду не справишь. Питер, которому такая опасность не угрожала, дожидался нас в коридоре. Уже потом мы вышли наружу. На мой взгляд, дождь вовсе не усилился, но Хелен подставила ладошку и недовольно покачала головой. Мы прошли к одному из ангаров -- уже пустому, освещенному яркими лампами. Отсюда, похоже, что-то недавно вывезли -- на земле были видны следы. -- Давай, поспеши, -- попросил Питер. -- Еще десять минут -- я тебя в небо не пущу. -- Помоги тогда, -- Хелен сняла плащ, стала неловко раздеваться. Питера она ничуть не стеснялась, и вместе с недавними объятиями это подействовало на меня угнетающе. Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму. -- А ты чего стоишь? -- резко спросила меня Хелен. Вдвоем мы помогли ей одеться. Ну и ситуация -- словно на сцене в амстердамском борделе... -- Мы с Хелен старые друзья, -- сказал вдруг Питер. -- Я ее летать учил. Я промолчал. -- Потом однажды побился, думал умру... -- Питер, это вовсе не нужно говорить, -- сказала Хелен, застегивая куртку здоровой рукой. -- Нужно. Что я, не вижу, как твой друг на меня смотрит? Я Сестре обет принес, что если выживу... Так что не ревнуй. Что сказать в ответ я не нашелся. Никогда не понимал всех этих умерщвлений плоти. -- Питер... -- укоризненно произнесла Хелен, и бывший летун замолчал. Мы вышли из ангара, и пошли по следам. План„р оттащили недалеко, к самому началу длинной каменной дорожки. Сейчас над ним был растянут на прочных жердях брезент, десяток солдат копошился, подвешивая под брюхо трубы толкачей. А еще происходило что-то совсем непонятное. Дальше по взлетной дорожке, с обеих ее сторон, стояли две невысокие каменные башенки. И сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты. Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов. -- Буксир у нас новый, подбросит хорошо, -- сказал Питер.