Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Вроде бы незаметно для глаза, наоборот, нос чуть задран вверх, а облака становятся все ближе. -- Где мы, Хелен? -- Близимся к Турину. Что-то я не вижу в тучах разрывов... наврали наблюдатели. -- Если что, сумеем сесть без летного поля? -- Сумеем, только опять план„р расколотим. Не мешай. Я замолчал, временами отхлебывая коньяк. Тучи приближались. Опять нас начало кидать из стороны в сторону. А в облаках вдруг сверкнуло. -- Гроза, -- сообщила Хелен. -- Плохо. -- А толкачи кончились? -- Один есть. Поберегу, -- неохотно сказала Хелен. -- Подожди... План„р накренился на одно крыло, скользнул влево, вправо, закружил... Летунья искала ветер. Но похоже было, что безуспешно, вскоре метания прекратились, и мы снова легли на курс. -- У тебя там компас? -- спросил я. -- Да. Ильмар, ради Сестры, помолчи! Еще десять минут мы снижались, а когда тучи стали совсем близко, Хелен с крепким словцом положила руку на запал. -- Держись, зажигаю... Последний заряд она истратила не столько на набор высоты, сколько на полет куда-то к востоку. Солнце било в глаза, под конец я стал смотреть лишь вниз. С удивлением заметил в тучах разрывы. -- Хелен, облака расходятся! -- Знаю... План„р дрогнул -- последний толкач отцепился, и, кувыркаясь, полетел вниз. -- А не было такого, что людям на голову... -- Бывало, но не часто. Над городами запрещено толкачи включать. Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и впрямь разорвалось на отдельные лоскутки, и Хелен то и дело находила восходящие потоки, исполинской спиралью поднимала план„р выше, и вновь продолжала путь. -- Кажется, выбрались... -- сказала летунья. -- То ли ты счастлив, Ильмар, то ли мне везет. Без удачи никак не дотянули бы. И машина не подвела... -- В Китае план„ры хорошие, -- сказал я. -- Знаю. У них есть такие, где зарядов на час полета хватает. Тяжелые, заразы, планировать почти и не могут. Только на толкачах и летят, зато быстро. Говорят, больше двухсот километров за час покрывают... -- Куда уж спешить. Все равно быстро, часом больше, часом меньше... -- Не скажи. На войне порой минута все решает. Я вот однажды не успела... чуть... надо было мост сжечь. -- А как вы это делаете? -- Вместо одного толкача подвешивают бомбу, -- неохотно сказала Хелен. -- Снизишься над целью, отцепляешь, от удара о землю она взрывается... Пробовали ставить скорострельные пулевики, но это неудобно. Вес большой, а нацелиться толком все равно не получается. Ты сам воевал? -- В юности. -- И как, видел план„рную атаку? -- Нет, это мелкие были войны, провинции счеты сводили. Никаких план„ров. -- Повезло тебе. Когда десяток план„ров над полем боя снижается, и каждый по паре бомб вываливает... Она обернулась, не отпуская рычаги. Покачала головой: -- Не приведи Господь, Ильмар. Даже сверху смотреть страшно на дело рук своих. Ночная Ведьма не шутила и не кокетничала. Глаза были абсолютно серьезны. -- Война -- она всегда страшна. Чего уж тут. -- Не скажи. Когда в честном бою сходятся -- одно. Когда смерть сверху сыплется, то другое. -- Что ж ты свою работу ругаешь? -- Я летать люблю, Ильмар. Это моя работа... С женщинами всегда так. Любой мужик бы на ее месте гордился, что своим план„ром ужас на врага наводит, полки разгоняет. А она... права, конечно. Женское дело рожать, а не убивать. -- Понимаю, Хелен. Много вообще летуний? -- Десять всего. Но я лучшая. Сказано это было просто, без лишней гордости, и я кивнул, соглашаясь. -- Ты и впрямь лучшая. И не только в воздухе. Принужденно улыбнувшись, Хелен снова приникла к приборам. План„р заскользил в поисках восходящего потока. А я сидел, проклиная свой быстрый, но неловкий язык. Вовсе не постель я имел в виду, но летунья явно восприняла мои слова однозначно... Продолжить разговор я не решился, а Хелен явно хватало дел помимо разговора. Вскоре бессонная ночь и выпивка стали брать свое. Закрыв глаза я расслабился, убаюканный пением ветра и покачиванием планера. Вроде бы и сна не было, но что-то грезилось. Белое облачное поле, и я иду по нему, не проваливаясь, лишь по колено зарываюсь во влажный туман. А надо мной сияет ослепительное солнце, воздух холоден и чист, а под ногами грохочет гром и сверкают молнии... -- Ильмар... Открыв глаза я с удивлением отметил, что солнце в зените, светит сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее... -- Ты спишь, что ли? -- Да... немного. -- Молодец. Глянь вниз. Я приник к стеклу. Облаков не было и в помине. Зеленеющая, цветущая земля, лоскутки полей, крошечные домики... ой, люди! Едва-едва ползущие точки! Это все слева от план„ра. А справа -- ярко-синее, ласковое море. -- Хелен, я долго спал? -- Часа три, Ильмар. -- Да что ж это! -- я едва удержал брань. Второй раз на план„ре лечу, а уже дрыхну словно в обыденном дилижансе. -- А где мы, Хелен? -- Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто. -- Так что, без посадки в Риме? Ты молодец, Хелен... Мысль о том, что мы будем приземляться вблизи Урбиса, где меня так жаждут увидеть многочисленные слуги Сестры и Искупителя, почему-то не доставляла мне радости. -- Нет, это правильно, Хелен... хорошо... -- Хорошо? -- ледяным голосом спросила летунья. -- А что? -- Хорошо -- и все? Я начал понимать. -- Нет, не все. Ты лучшая в мире... -- Ильмар, я сделала то, что ни одному летуну не удавалось. Долетела без посадки от Лиона до Сорренто. Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом: -- И все, что ты можешь сказать по этому поводу -- "хорошо"? -- Хелен, ты пойми, что я в этом не разбираюсь. Я просто тебе верю. И рад, что ты смогла долететь без посадки... План„р тряхнуло, и летунья вернулась к управлению. Кажется, мне удалось оправдаться... я ведь и вправду ожидал от нее любых подвигов, даже куда больших, чем беспосадочный полет из Галлии в Италию... -- Сейчас держись крепче, -- сказала наконец Хелен. -- Посадка будет жесткая, на Капри всего одна полоса, да и та... редко сюда летают. Видишь остров? Да, остров я видел. Утопающий в зелени, весь застроенный, с желтыми полосками пляжей. Небольшой совсем остров, и мысль о том, что где-то здесь может укрыться беглый принц Маркус, сразу стала казаться нелепой. -- Ты хоть знаешь, где садиться? -- Приблизительно... Да где же эта полоса, спят они, что ли? Распустились... План„р по плавной дуге огибал остров. Потом вдруг клюнул носом, резко пошел вниз. -- Заметила, -- спокойно сказала Хелен. -- Рискнем, кружить сил нет... Земля все приближалась, а я никак не мог углядеть посадочную полосу. Казалось, что мы или врежемся в какое-нибудь строение, или бухнемся в море, или, в лучшем случае, сядем на заполненном людьми пляже... Потом я увидел впереди, за низким белым забором, короткую каменную дорожку. Крошечный ангар, невысокая мачта, с вяло болтающимся на ней полосатым конусом ветроуказателя... -- Эх... -- крикнула Хелен, когда план„р перемахнул над самым забором. По полосе бежал, размахивая руками и торопясь убраться с нашего пути, голый мужчина. Кажется, он загорал на каменных плитах... Толчок, другой... План„р покатился ровнее, и я понял, что мы все-таки сели. И даже без обещанных Хелен неприятностей. Подергиваясь на стыках плит, план„р замедлил бег, и остановился перед самым концом полосы. Видимо, не всем это удавалось -- на крепких столбах перед забором была натянута прочная сеть. -- Надо же... -- сказала Хелен. -- А? Ильмар? Неплохо? -- Тебе надо было птицей родиться, -- сказал я. -- Нет, не хочу. Птицам это проще дается. Неинтересно... Повернувшись, она коснулась моей щеки. Улыбнулась: -- Если тебе доведется летать с кем другим... тогда ты точно поймешь, Ильмар, почему я собой горжусь... К план„ру уже бежал, подпрыгивая и на ходу застегивая штаны, загоравший тут мужчина. Глаза у него были растерянные, безумные, руки, когда он помогал Хелен выйти, тряслись. -- Почему полоса оказалась занята? -- рявкнула Хелен с такой яростью, что даже я вздрогнул. -- Почему нет наблюдения за воздухом, не подаются сигналы? Где старший по взлетному полю? -- Я старший, госпожа... -- Нет, ты не старший. Ты будешь драить полосу и чистить гальюн, когда выйдешь с гауптвахты. Две недели ареста! -- Есть две недели ареста... Судя по виду этого крепкого, накачанного мужика, он ожидал куда больших неприятностей. Я выскочил следом за Хелен. Та продолжала буравить несчастного взглядом, потом безнадежно махнула рукой. Сказала, обращаясь уже ко мне: -- На всех курортах так... безнадежно... От башенки тем временем бежали, торопливо приводя в порядок форму, люди. А с самой башенки вдруг взвились в небо две зеленые ракеты. -- Спохватились... -- Хелен покачала головой. -- Нет, ты посмотри... может быть мне взлететь и сесть снова, по правилам? Она вдруг засмеялась. -- Пошли... А вам привести план„р в порядок, поставить толкачи! Машина должна быть готова взлететь в любую минуту! Оставив перепуганных работников взлетного поля возле план„ра, мы пошли к воротам. Хелен все еще хмурилась, но глаза уже улыбались: -- Ильмар, нет, ты только представь... мой лучший полет, который надо занести в учебники, и никакого эффекта! Совсем никакого! Хоть бы этого идиота двинуть крылом при посадке! Хоть бы колесо сломать! Нет, сели, будто так и должно быть. -- Понимаю, -- сказал я. -- Да как ты можешь понять... -- Хелен, мне тоже доводилось делать вещи, которые сделать было почти невозможно. А окружающие добродушно кивали, и никак не могли понять, что стали свидетелями чуда.