Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Она вдруг замолчала. -- Почему ее прятали, графиня Хелен? -- настоятельница покачала головой. -- Подумай. Хорошенько подумай! Евангелие сквозь века пронесли, писания апостолов к нам дошли, а эту книгу -- скрыли! Ее первым хранителем апостол Петр был! -- Говори, сестра, -- Хелен кивнула. -- Если я не права -- покаюсь! Но в неведении не держи! Пока все, что вижу -- гордыня и преступление. И эта книга... Луиза и Марк переглянулись. Миг -- и книга скрылась, исчезла в Холоде. Хелен осеклась. Махнула рукой, будто смиряясь с безнадежностью спора, и отошла к окну. -- Они должны знать, -- сказал Марк. -- А то не помогут. -- Ильмар тоже? -- настоятельница спрашивала обо мне с явным сомнением. -- На нем грехов смертных нет, а раскаянье все прочее очистит, -- Марк глянул на меня, кивнул: -- Скажи, сестра. Или я скажу. Искупитель всех прощать велел, Сестра людей на злых и добрых не делила. Сестра Луиза кивнула, осенила себя святым столбом. Заговорила, и в голосе мелькнули неуверенные нотки: -- Граф Ильмар. Графиня Хелен. От имени Сестры прошу вас... помочь. Оставить прежние мысли и помочь! -- В чем? Святыню от людей скрыть? -- Когда Маркус пришел в монастырь... переодетый девочкой, затравленный... -- ее глаза опять на миг потеплели, -- я укрыла бы его в любом случае. Долг мой спасать и безвинных и виноватых. Но когда я узнала правду... -- Тогда дай и нам узнать. -- Я скажу, -- Марк сделал жест, словно умоляя Луизу помолчать. Видно той не хотелось, очень не хотелось хоть чем-то с нами делиться. Но она не ослушалась. -- Ильмар, Хелен... в этой книге -- Слово. -- Какое слово? -- не поняла летунья. -- Изначальное. То, которому Искупитель Сестру учил. Первое Слово, что в начале всего было. Меня забила дрожь. Хелен побелела как полотно.
Глава вторая, в которой все ругаются, но по разным поводам.
Всем известно, от малых детей до стариков, что Слово, Искупителем людям подаренное, одно на всех. Вот только произносим мы его по-разному. Если кто, по дурости или по великой любви, что в общем едино, другому свое Слово доверит -- Слова неравны будут. И опасность не в том, что можно свое достояние потерять, наоборот. То Слово, которое раньше звучало, в себя и новое вбирает. Вот, если, к примеру, Хелен со мной поделится Словом, на котором запал ее план„ра, да и всякие женские побрякушки, наверное, хранятся... Мне к ним все равно доступа не будет, никак. Мое Слово -- от ее Слова произойдет. Может оно и сильнее окажется, и я куда больше добра на него сложить смогу, но вот Хелен в любой миг ко всему дотянуться сможет... ну, конечно, если будет доподлинно знать, что там у меня спрятано. Потому и хранят Слово, от детей родных, от жен любимых скрывают. Страшен искус. Как жить, зная что все достояние в любимой момент может тому достаться, кто тебя Слову научил? Не проще ли покончить с тем, от кого ниточка протянулась? Когда аристократ обучит наследника Слову -- то еще игрушка малая. К главной казне все равно доступа не будет. Надо со Слова на Слово ценности передать... если успеешь, конечно... А вот если ценностей особых нет, кроме самого Слова -- то велик искус... велик... И понятно, что то Слово, что вначале было... которое Искупитель произнес, римских солдат устрашая, нож Сестрой принесенный, да копья в него нацеленные, разом в Холод пряча... Это Слово -- самое главное. Словно дерево, от тонкого корня растущее, крону до неба раскинувшее, тянутся, ветвятся Слова, в которых сила и власть всей Державы. А внизу, тьмой веков скрытое, первое Слово. Изначальное. Истинное. Искупителем сказанное. И если знать его, если суметь произнести, потянуться... Обдало меня таким ознобом при этой мысли, словно я и впрямь это Слово узнал, и дотянулся до вечного Холода. Все! Все сокровища мира, спрятанные ныне, да в прежние века утерянные! То, что Наполеон в Руссии взял, да и унес с собой, на Бородинском поле саблей казачьей сраженный... Сокровища Кромвеля и Марии Антуанетты... Чудесные машины Леонардо... Баронские накопления, казны графов и маркизов... Кладовая Владетеля, залог всей его власти... Церковные богатства... Мелочь, мелкими людишками на Слове потерянная... только таких, безвестных обладателей Слова за две-то тысячи лет немало было... -- Спаси, Сестра... -- прошептал я. -- Пощади, Искупитель... Марк будто осунулся и посерел, сказав нам про Изначальное Слово. Сестра Луиза мрачно следила за Хелен. -- Да как ты еще жив, принц... -- прошептала летунья. -- Как ушел с таким... с такой силой... -- Сестра берегла! -- торжественно произнесла настоятельница. -- Сестра того бережет, кто сам не зевает... -- Хелен с силой прижала ладони к лицу, будто и позабыв, что одна рука сломана. -- Это смерть. Смерть, мальчик. Всем, кто к тебе прикасается. Всем, кто рядом стоял. Просто так... на всякий случай... Я думала, врали... -- Что врали? -- тихо спросил Марк. -- Да этап ваш несчастный, на который ты, щенок, попал... Всех каторжников допросили, загнали обратно на судно, велели отойти от берега... а потом линкор его сжег начисто, огненные бомбы не пожалели... Я даже не вскрикнул -- тихое сипение вырвалось из горла, стянутого ужасом. Закричал Марк: -- Как? -- Кинулся к Хелен, схватил ее за руки, повторил: -- Как? -- Просто! Из главного калибра, в упор! Вместе с командой! Как зачумленных в Черные Годы! У меня круги поплыли перед глазами. Будто всех я увидал: и душегуба Славко, и верзилу-кузнеца, и хитрого Локи, и безобидного певца Волли, и казнокрада Плешивого, и надсмотрщика с безобидным прозвищем Шутник, и тех, чье имя уже забылось, и матросиков из команды... -- Гад, -- вдруг прошептала Хелен. -- Ох, какой гад... сдохнуть тебе без покаяния... Не к Марку были ее слова, она мальчишку, на ней повисшего, и не замечала. И не ко мне. Кому-то другому, далекому, проклятие адресовалось. Огонь и вода. Качается на волнах золотая туша линкора, и палит из всех орудий. С неба огонь, под ногами вода, на руках кандалы... Пылает палуба, рушатся мачты, вопят в трюме каторжники, смерть почуяв, капитан в ужасе линкору сигналит... Смерть. Огонь и вода все скроют. Вдруг да и выдал мальчик кому-то Изначальное Слово? Сам понял, и другим передал? Вдруг кто получит такую власть, которой никогда над миром не было? -- Что же ты наделал! -- закричал я, вскакивая. Оторвал мальчишку от Хелен, швырнул на пол. -- Зачем? Зачем ты нашел эту книгу? Зачем в руки взял, зачем рассказал, как посмел уйти с ней? Значит -- пока я по Лузитании скитался, железо на монеты обменивал, да с комфортом через Державу ехал -- товарищи мои этапные от огня и воды лютую смерть приняли? Не было у меня среди них друзей, да только все едино -- вместе нас судьба свела, а потом... Потом Марк, по глупости своей, по незнанию простой жизни, как бродяжка в тюрьму попал. Судье надерзил, забывшись, кто он такой... и вошел на этап, словно прокаженный в здоровое селение. Я все тряс младшего принца, а тот даже не сопротивлялся. Дурацкий платок, под которым он прятал коротко стриженные волосы, свалился на пол. -- Зачем? -- кричал я. -- Зачем, зачем... Будто все остальные слова забыл... -- Думал -- не станут сильно искать, -- отчетливо произнес Марк. -- Думал, не поймут, что у меня на Слове. А они поняли. Знали. Про эту книгу знали, только найти не могли. Не там искали. Отпусти меня, Ильмар! Отпусти! На меня его властность врожденная не действовала, я как Марка с этапа тихим беспомощным пацаном запомнил, так уже никогда принцем высокородным не приму. Другое меня остановило -- в глазах у него были слезы. Плакал маленький принц Маркус, и не за себя, дуралея, чья жизнь -- как последний лепесток пламени на гаснущей свече, а за всех тех, заживо в факелы превратившихся. И за дубину Славко, что не упускал случая над ним поиздеваться, и за глупого доброго Волли, что вечно уговаривал ему подпевать, и за кузнеца-славянина, ласково успокаивавшего перепуганного мальчишку... Нет, не хотел он того. Не хотел и не ждал. Отпустил я Марка, и тот стоял, пошатываясь, слезы глотая. Молчала настоятельница Луиза, и гордость, что на миг мелькнула в ее глазах -- "поняли теперь?" исчезала. Молчала летунья Хелен, перестав балансировать на грани произнесения своего Слова. Молчал и я, глядя в окно, где били фейерверки над шумным карнавалом... Обнял я Марка, похлопал по спине, а потом глянул в глаза Хелен. -- Что еще ты сказать позабыла, Ночная Ведьма? -- Ты о чем, Ильмар-вор? -- Хелен-летунья, не надо! Говори начистоту. -- В чем ты меня упрекаешь, Ильмар? -- Двойную игру ты ведешь, Хелен! Летунья тряхнула головой, с иронией спросила: -- И давно заподозрил? -- По пути сюда, Хелен. Уж больно ловко ты сломанной рукой рычаги тягала. Хелен молча посмотрела на свою руку. Вздохнула. -- Да, Ильмар. Нет там ни перелома, ни трещины. Только ушиб был... Настоятельница печально покачала головой. -- Решила выдать Маркуса Владетелю, -- сказал я. -- Мной, как ищейкой попользоваться, а чтоб уж совсем тебя не подозревал, беды не ждал -- калечной прикинуться? -- Не выдать, а домой доставить, -- неохотно сказала Хелен. -- И тебе, Ильмар, впрямь было прощение обещано, полное. Так что... я не лгала. Так бы все и прошло, как я тебе говорила. Маркусу -- прощение и ссылка, мне полная реабилитация, тебе -- прощение и титул. -- И ты поверила? -- спросил я. -- Да. Я не знала, что в той книге. Не знала! Марк медленно отошел от меня, спросил, заглядывая Хелен в лицо: -- Так у тебя была аудиенция...