Сергей Лукьяненко. "Холодные Берега"

Я ждал, кипя от злости. Наконец, всех нас нанизали на канат, а концы его зажали в деревянных брусках на тяжелые замки. Так... ключ большой, бородка двойная, три прорези, поворачивается влево... На двадцать секунд работы, если ножом. Много. Надо быстрее. Пусть стражники здесь службы не чтут -- все равно, за двадцать-то секунд любой заметит неладное. -- Вперед, хватит бездельничать! -- когда все мы оказались на запоре, тон стражников неуловимо изменился. Вроде та же насмешливость, но теперь она стала злее, раздраженнее. -- Пошли! И мы двинулись к трапу.
Глава вторая, в которой все бегут, но немногие знают куда и зачем.
Ох, нелегкое дело -- ходить на канате! Жесткий он, смоленый, лежит на плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг, или, того хуже -- в сторону подашься, -- петля дергается, грозит затянуть шею. Если кто упадет -- может и убиться. Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек палубы, Марк первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть как-то ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель -- не дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец... Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки забить, куда надежнее, так нет! Только веревка -- напоминанием о позорной казни. Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле болтаться. Чтобы поняли -- каторга не сахар. Если мне помять не изменяет, нас еще мимо площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев наказывают. Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи, и на неполный год. -- Шевелись! -- покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся. -- Зачем стал впереди? -- шепнул я Марку. Мальчишка, не оборачиваясь, хоть на это ума хватило, ответил: -- Я сам. Разрежу канат, и убежим. -- Побрякушки себе отрежь! Ты смоляные тросы резал когда? Марк покачал головой. -- Его мечом с размаха не перерубишь! Лезвие завязнет! Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату, обернулся. В глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается, удушишься, а вот ножом порезать -- запросто. -- Только не вздумай поводок сечь, -- напомнил я то, что объяснял ему вечером. -- Один далеко не уйдешь, надо чтобы все... сразу... Конечно, иному дай нож поострее, да времени минут пять -- сможет канат рассечь. Если сила немеряная, если Искупитель улыбнется, если стражники глаза отведут. Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось -- и нож острый, и умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные. -- Я открою... замок открою... Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но спросил спокойно: -- Что разболтались, тля рудничная? -- Страшно пацану, успокаиваю, -- сказал я. На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне, конечно, а мальчику. -- А нечего разбойничать... -- самого себя одергивая, изрек он. -- Закон -- он для всех писан. Хватит болтать! Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась. Арбалетом помахал -- расходитесь, мол... Толпа, конечно, только на метр и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят. -- Душегубцы! -- тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких, истеричек с горящими глазами, сама, небось, каждый год в чреве плод травит, потому и других обвинить всегда готова. -- Убийцы! Насильники! Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас... Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица -- покричала, покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая. Видно, на базар собралась. Шла бы с базара -- не пожалела бы мятой помидорины или яйца давленого... -- Замок тебе не открыть, -- сказал я. -- Слышь, Марк? Тут умение нужно. Молчал он. Сам все понимает, сопляк. -- Чуть вперед подайся, -- велел я. -- Чтобы брус тебе на плечи лег. -- Поймут... -- Что плетешься как вошь! -- завопил я в полный голос. И пнул мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к деревяшке, что его канат щемила. Стражники захохотали. Ясное дело, у каторжников нервы не выдерживают. Все развлечение. Я продвинулся вслед за мальчишкой, впился взглядом в замок. Эх, не везет, германская работа, с таким всегда трудно справиться... -- Не усердствуй! -- бросил мне возвращающийся стражник. -- Задохнется пацан... Отмычку бы мне, тонкую отмычку, да с двойным изгибом, тогда бы справился... А мы уже к площади Кнута приближались. Самое место бежать. Дальше по холмам потянемся, там места голые да безлюдные, не укрыться... Эх, германская работа, хорошая сталь, тугая пружина, ключ в три прорези... Никогда мне такой замок ножом не открыть! И когда я понял это, так сразу и начал действовать. Нельзя панике поддаваться. -- Нож! -- прошипел я в спину Марку. Хоть сейчас не ослушался. Повел рукой -- будто потянулся куда-то, далеко-далеко... Даже на меня холодом дохнуло, когда в руке у пацана кинжал сверкнул. Хороший клинок. За такой клинок домик в пригороде отдают без торга. Протянул я руку Марку через плечо, нож взял -- у парня пальцы задрожали, но отдал, смирился. И даже -- хоть я и не просил, придержал брус, приподнял, чтобы мне орудовать было легче. Одно хорошо -- стражники сейчас на нас не смотрели, в хвосте колонны порядок наводили. И впереди толпы не было. Только маленькая девочка-замарашка на углу стояла, сосала грязный палец, да на нас смотрела. Будь постарше -- сразу бы крик подняла. А так только глазенки вспыхнули, уставилась на нож, руки опустила, рот закрыть забыла... Смотри, смотри, маленькая, только не кричи, прошу тебя! Сестра-Покровительница не велит беглецов выдавать! Не кричи, прошу, пошлет тебе Сестра куклу фарфоровую, платье новое, как вырастешь -- мужа богатого и дом -- полную чашу. Только не кричи! Так я про себя девочку заклинал, а сам в замке орудовал, и вроде нащупал что-то, только вот сталь скрипела, и нож блестел на солнце, значит времени у меня -- до пяти сосчитать, не больше... За спиной уже поняли. Славко-дубина рык издал -- приготовился. Вот такие всегда из чужого умения пользу получают! Кузнец крякнул, с шага сбился, видно решил что-то сказать, да никак с языком управиться не мог... -- Эй, чего творите? -- крикнул кто-то из конвоя. Еще не увидел, но почувствовал, -- все, пропадаю, что же ты, Сестра, за что так насмеялась... И стоило мне Сестре взмолиться, как замок проклятый щелкнул, дужка раскрылась, из прорезей вылетела, деревяшка разошлась и под ноги упала. Марк запнулся, я подпихнул его -- он мигом с каната слетел, -- и сам следом рванулся. А дальше уже напирали -- и Славко, и кузнец, и все остальные. Кто и впрямь бежать решил, кого напором понесло. На это я и рассчитывал. Как рыбешки с порвавшегося кукана, рассыпались каторжники по улице. Те, кто подурнее, вперед кинулись бежать. Ага, на площадь, прямо толпе в лапы. За поимку беглого -- три монеты плата. А если голову, руку или ногу беглого принесешь -- две. Ох, не дура же толпа, умеет складывать. Умеет и отнимать. Толпа, она чудовище, но никак не дура. Те, кто позлее, да поотчаяннее, на стражников бросились. Того, что с пулевиком, сразу с ног сбили. Может, и остальных задавят толпой. Все бывает. Может, и корабль потом в порту отобьют. Только поднимут с гарнизона пару план„ров, да и сожгут их вместе с кораблем... А я, как последний идиот, с мальчишкой боролся. Марк у меня нож выдирал, уже пальцы изрезал, но не отпускал. Нет, парень, мне с тобой умирать не с руки! Я выпустил нож -- пусть натешится, может, зарезаться успеет, -- и бросился в узкую боковую улочку, на ходу петлю с шеи сдирая. Рядом бежали кузнец и Славко -- это ж надо, кто умнее всех оказался! И тут Славко, по своей злобе и общей тупости, ошибку совершил. Прямо на пути оказалась та девчонка, по малолетству не додумавшаяся убежать. -- С дороги! -- завопил Славко и отшвырнул девочку. Ну зачем, спрашивается? Времени больше потратил, чем если бы обежал ее! -- Женщин обижаешь! -- взвыл кузнец. В голосе не только ярость была, еще и восторг. Наконец-то он убедился, что Славко -- мерзавец. Через миг здоровяк уже прижал душегубца к стене какой-то лавки и молотил головой о стену, выкликая: -- Нельзя женщин трогать! Грех! Нельзя женщин трогать! Винись перед малышкой! Нельзя... Я пробежал мимо вопящего Славко, гневающегося кузнеца и ревущей девочки. Ничего с ней и не случилось страшного... Ах Сестра, спасибо Сестра! Не оставь и кузнеца в заботах своих, хороший он человек, просто темный. Сейчас народ набежит, стражники из порта подтянутся -- может, и не убьют его? Бежать вроде не пытается, стоит, душегубца колотит. Может и уцелеет. В рудниках нужны работники. Ах, Сестра, дай мне уйти... -- Ильмар! Я обернулся на бегу. Надо же, Марк тоже сообразил, куда бежать. И бежал хорошо, догнал. Ножа у него в руках уже не было, конечно, и от петли он тоже избавился. -- Щенок сопливый! -- выдохнул я. -- Чуть все не попортил... -- Не бросайте меня! Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя, после того как судьба смилостивилась, в помощи другим отказывать.